– Не советую сейчас с нами шутить, – прищурила красивые черные глаза Андрэйст. – ВЫ нас уже достали. И только попробуйте причинить вред Зихао!
– Не надо мерить всех по себе! – все-таки не удержавшись, огрызнулась Айна.
Зихао стоял за спиной Роя, нетерпеливо поглядывая на индикатор заряда батареи. Уже совсем немного отделяло его от НЕЕ…
– Дарлена Макфарленд, – одними губами прошептал он. – Подожди еще немного. Я иду к тебе…
Город N.
Дарлена Макфарленд вздрогнула и проснулась от того, что услышала свое имя. Смутно знакомый голос произнес его так громко и отчетливо, что молодая женщина села в постели и оглянулась на окошко-"тормоза".
Рейки кровати впились в тело через тонкий матрац, и Дарлена окончательно проснулась. В глаза ей ударил неяркий свет ночных ламп. Их недавно вкрутили по ее просьбе вместо прежних, ослепительно-ярких, после которых болели и воспалялись глаза. Закрашенное окошко под потолком, тяжелая дверь с "тормозами", стол, стул, тумбочка, зеленые стены – до тошноты знакомая и надоевшая обстановка, выученная наизусть за последние семь месяцев.
В "тормозах" появилось лицо дежурной надзирательницы.
– Все нормально, Макфарленд? – спросила она.
– Нормально, – Дарлена поднялась и взяла с тумбочки сигареты и спички. Странно, почему ее так взбудоражил этот голос во сне? И почему он кажется ей таким знакомым, даже родным?
– Если что, звоните, – Арета гордилась оказанным ей доверием – немногих допускали охранять "узницу номер один", "арестантку самого Георге". И в то же время боялась. Если допустить оплошность, за недосмотр голову снимут.
– Спасибо, Арета. Все в порядке.
"Тормоза" закрылись.
Дарлена примостилась на краю стола, чиркнула спичкой. Странный какой-то сон ей приснился до того, как прозвучал этот голос, разбудивший ее. Не кошмар, как в первые недели после ареста. Скорее, сказочный, фантастический, но невероятно реалистичный. Какие-то экраны странного вида, причудливая мебель, перепутанные в беспорядке провода. Белокурый мальчик и смуглая девочка разговаривают с парнем лет двадцати. На вид он – типичный смазливый и наглый выскочка. Но что-то в его лице не давало Дарлене покоя. Загорелый, с яркими синими глазами и мальчишескими ямочками на щеках, а во взгляде, за наглой миной, грусть и одиночество. Одинокий в толпе; ей ли не знать, как это бывает.
Дарлена поморщилась от бряцанья затворов и тяжелых шагов дежурных в коридоре. Как она уже устала от этого – узкая жесткая кровать, ночное освещение, душ раз в неделю под присмотром надзирательницы, в остальные дни недели – мытье в тазике, которое не спасает от изнуряющей жары этого лета. Тело все равно липкое, и кожа зудит и шелушится. Дара понимала, за что на самом деле ее так долго удерживают в СИЗО, несмотря на очевидную нелепость выдвинутого ей обвинения ("Кем они меня считают? Дарт Вейдером, что ли?!". Просто обвинение ей выдвигал сам Министр Мареш, правая рука и лучший друг Главнокомандующего Георге. Чиновные