У вагона нас встречают носилки. Вынесли больного, чтобы передать с рук на руки. Луна осветила платформу вокзала. Больной уже снят с наших носилок, мы влезаем в вагон с чувством исполненного долга. Вдруг медики на платформе с почти уже положенным на носилки больным, закричали нам во весь голос: «Кого вы нам подсунули? Ведь это Овсянников! У него везде протезы, он с войны инвалид, он нам житья не даёт! Забирайте обратно!» И стряхнули его с носилок.
Поезд тронулся, мы удаляемся от вокзала. Из окна видим, как наш инвалид Великой Отечественной Войны барахтается на земле, а медики с носилками убегают прочь от него. Нам уже и не выскочить, да и поместить-то некуда. У нас всего две родильные койки. Позвонила по приезде на свою станцию коллегам в Верещагино, почему так отнеслись к нашему больному? Говорят, что много раз оформляли его в дом инвалидов – сбегает! А нам, медработникам в больнице от него житья нет! Всю жизнь я вспоминала этот случай. Душа болела за одинокого, изуродованного войной, человека. И за свою неопытность было стыдно. Протезы ног не распознала, кожаный бандаж приняла за напряжённый живот. Разбуженная от сладкого сна, я была введена в заблуждение общим видом больного. Больше, не видя всего больного раздетым, диагноза не ставила. Урок на всю жизнь! И долго в ушах раздавался вслед нам издевательский хохот нашего Овсянникова. Видимо, такие шутки как-то скрашивали его одинокую, загубленную жизнь.
Ешьте меня, волки
Зима 1944 года была холодная, но в местах, куда меня занесло, малоснежная. Снегу было по колено. Я жила в глубокой таёжной окраине Перми, в Нердвинском районе, работала санитаркой на фельдшерском пункте, где заведующей была моя сестра. С сестрой произошла метаморфоза: она стала такой злюкой, какой я её раньше не видела. Что повлияло на неё, может, и ей не было известно. Шла Великая Отечественная война, мой эвакогоспиталь, где я проработала семь месяцев медсестрой, отправили в прифронтовую полосу. Я осталась без работы, меня не взяли, я была очень маленького роста, начальник побоялся, что буду обузой. Велел завершить медицинское образование. Я имела только два курса фельдшерского. Сестра пригласила, чтобы пережить трудное время. Учиться пойдём вместе, сказала она, как кончится война. Она была старше меня на два года, ближе её у меня никого не было. По приезде она приласкала меня, устроила при себе санитаркой. И тут, словно бес в неё вселился. Мы выросли в разных семьях, но были дружны. С третьего класса вместе закончили семилетку. Я и с радостью, и с горем бегала к ней, хотя мне не разрешалось бывать у неё и мамы. Это были проблемы родителей. Но теперь! Она совсем стала не та! Высокомерная, властная. Она говорила со мной только в приказном порядке, ни слова родного, ни жалости к младшей. Ежедневно она находила причину, чтобы при больных унизить меня, и не стеснялась в выражениях и даже в побоях. Корила куском хлеба, хотя я получала рабочую карточку и зарплату, пусть мизерную, правда за все одиннадцать месяцев я не видела денег. Сестра сама получала их и откладывала