Зед неспешно отплывает вглубь озерца; смотрит на мокрую меня с таким любопытством. Какие кардинальные перемены в его настроении! Но мне это нравится.
– Берегись, Зед! – вскрикиваю я и бросаюсь в его сторону.
Мы продолжаем игры с водой, но вот Зед осторожно обнимает меня, а я облокачиваюсь о его грудь и живот своей спиной; отплываем чуть дальше вместе, ощущаем голую кожу друг друга. Сестра Али уходит хлопотать на кухню.
Дилан Барннетт
Глубоко вздыхаю и припадаю к земле у корней клёна возле этого озерка – в моих движениях какая-то – заслуженное слово – страстность, пусть в моей крови и нет ни единого процента итальянской или испанской крови. Мне нравится в быстротечности лета чувствовать под собою земной хребет; за каковой сейчас я принимаю твёрдый корень; не важно, что конкретно, лишь бы твёрдое, потому что мне непременно хочется к чему-то прикрепиться своим плавучим сердцем. Не желаю купаться; я желаю поговорить с Грейс. Слышатся крики и смех; теперь уже лунный свет отражается дорожкой, а мой взгляд захватывает упоительная сценка. Но в этой темени глаза обнаруживают силуэт Зеда рядом. Выродок чёртов. Его длинная футболка на теле Грейс; ткань перекрывает обычно еле заметные белые шрамы внизу её живота. Не то чтоб её внешность бросалась в глаза; не очень красивая даже; ничего в ней особенного; и не скажет она ничего такого уж умного; просто это она; она есть она. Чушь! Она красивая. Странная. Весёлая. Ненасытная. Да, она пленительная. Непостижимая. Боже, она идеальна. Это раздражает. Очень. У неё дар, чисто женский дар создавать вокруг себя свой собственный мир, где бы она ни оказалась.
Грейс
– Ты идёшь обратно в дом? – спрашиваю я, подходя к Дилану.
Нервный комок встаёт в горле, желудок сжимается. Моя футболка отяжелела, а влажные пряди спускаются по обёрнутым тканью плечам. Все уже убежали внутрь от холода; лишь одна я такая глупая. Весь вечер Дилан был мрачным; от былой теплоты ко мне не осталось ни следа, хотя бы подобия. Сейчас Дилан так выморочно твёрд и холоден, что мне не понятно, как он совсем недавно мог быть таким милым, таким тёплым. О его надежности я пока не буду заикаться – не имею права.
– Сперва скажи мне истинную причину твоего присутствия здесь, – выдыхает он, вставая возле.
Мне показалось чуть ли не ребячеством по отношению к себе, к самому Дилану сейчас сказать неправду. Если мы хотим наладить отношения, то лучше быть правдивым. Орнаменты на его коже переливаются, словно подсвечиваясь от луны, как жаркий огонь от факела. Он словно стал ещё выше. Впервые с той недели мы остались наедине. И само присутствие Дилана рядом отдаёт нашим танцем, бессонной, тягучей ночью в полицейском участке, известиями о Виктории в доме Зеда, поцелуем.
– За мной будто следит одна женщина, – выдыхаю я, признавая правду и задирая голову вверх, к небу.
Глаза Дилана округляются; повисает пауза и слышатся перешёптывания леса. Это уже не обычная тревога, это настоящий страх – страх, который