– Нет, и не проси…
– Саша…
– Нет. Не проси. Не прощу.
Иногда, я бываю очень вредный…
– Прости меня, я испугалась…
– Не ври…
– Прости меня, я испугалась за Сашку…
– Не ври. Не ври!
Снова – не чокаясь…
– Приревновала. Приревновала?
Опустила лицо…
– Нет.
– Приревновала! Я видел, у тебя всё на лице было… Я видел… К кому?! Дура!!!
– Много ты понимаешь, – тихо, в ответ, – я просто за дочку испугалась…
Налил ещё, выпили. Как-то так, у нас быстро пошло, больше половины бутылки уже нет.
Снова – сидим, молчим. Она смотрит в пол, я смотрю на неё. Красивая, сучка. По-моему, меня начинает разбирать от выпитого. Уже не сдерживаюсь, злюсь…
– Вы, тётки, привыкли к тому, что вам всё легко с рук сходит! Набедокурите! Н-навертите, н-на, такого, что на голову не наденешь! Выверните мужика наизнанку! И тут же, следом – «Прости, милый, я была не права. Ну, что ты сердишься? Поду-умаешь! Что тут такого?! Я ведь извинилась перед тобой. Что ты нос от меня воротишь? Я же ИЗВИНИЛАСЬ!». Самое страшное в этом то, что вы искренни в своём непонимании! Не понимаете того, что своим «ПРОСТИ», уже ничего не изменишь. Ничего не исправишь! Ничего не воротишь! Да и ничем другим – тоже…
Налил, уже себе одному. По-моему, меня уже «несёт», от выпитого, от злости. Матерюсь.
– На хрен-н тебе моё прощение?! Что ты молчишь?! Ты его у дочери проси! Она тебя простит?! А-а-а?! Ты представляешь, что ей пришлось пережить?! Что ты ей устроила?! Ты хоть это себе представляешь?!
Выпили. Наташка «потухла», слушает молча. Смотрит в пол, по щекам – слёзы. Жалко её, дуру, но меня уже «понесло», остановиться не могу…
– Ты была там, с ней? Нет? Не пустили? А зря! Посмотрела бы, как твою дочку распинают. Распинают на вашем, «дамском» кресле. Как её распластали инквизиторы на вашем кресле, как её держат за ноги, держат за руки. Как она кричит, вырываясь. Возможно, даже мамку завёт! А ей… А к ней, к твоему ребёнку, тычется между ног небритый мужлан с наглой ухмылкой на роже и лезет к ней… лезет ей… холодными, блестящими железками…
Наталья взяла бутылку, хотела себе налить, но та была уже пуста. Я залез в холодильник, что-то там у меня оказалось, неполное. Наталья вылила это всё в мою чайную кружку. Медленно выпила, зажевала выпитое кусочком сала и, уронив голову на стол, сползла со стула на пол.
Злость прошла. Склонился над ней. По-моему – спит. Отключилась.
Перетащил её, весьма не эстетичным образом (поднять на руки, уже не было сил), в комнату. Как смог, уложил на диван, который так и не довелось сложить. Раздевать не стал, как есть, накрыл её одеялом, под которым спала Санька. Подсунул под её голову подушку, на которой спала Санька, расправил волосы на лице. Сижу, смотрю на неё – красивая, зараза…
Таким вот образом, дорогие мои, мой старенький диванчик и принял в свои мягкие объятия, двух спящих красавиц. Буквально. С интервалом – чуть более суток.
– Чудны дела твои, Господи! Укрепи сердце моё во искушении!
Смеюсь.