Палестина. След в след с Наблюдателем. Аркадий Маргулис

погрузился в нирвану и не сразу уловил подвижку. Новое действо разворачивалось у домика с недавно надстроенным этажом. Наблюдателю вдруг вспомнилось, что хозяин постройки безбородый Ахмад, тщедушный, с чрезвычайно подвижным лицом, обожал детей. Наблюдателю никак не удавалось определить, сколько их. Пять? Восемь? Или, не исключено, все десять! И жён несколько? Обустройство семейного гнёздышка требовало средств, чего у Ахмада очень не доставало. О грустном положении явствовали стены, не удостоенные облицовочного камня. Голое здание хотелось пожалеть, как вздрагивающего от стыда пуделя, обритого на лето сострадательными хозяевами. Как раз случай, когда сочувствие не выглядит однозначно.

      Ахмад препирался с благовидными господами. «Очень похожи на подрядчиков» – решил Наблюдатель, не вдаваясь в подробности. Кому ещё быть возле строящегося дома, как не строителям. Один в белом балахоне до пят. Видно, старший. Прочие в новеньких камуфляжах. У всех чёрные бороды. Контрастно белые зубы. Много ровных и здоровых зубов. Сказать честно, это признак богатства в Газе. Все трое улыбаются и спорят. Спорят и улыбаются. Через площадь слышалось, как они убеждали Ахмада в неизбежности копать глубже. Рыть именно там, где они стояли. Вежливо топали под собой ногами, обозначая точное место. Грозили указательным пальцем. Призывали в свидетели небо. Изображали траектории божьего гнева в случае отказа. Безбородый на то и безбородый – гнева не страшился. Жалобно выкатывал глаза. Тряс головой. Выторговывал скидку. Упорно стоял на своём, указывая на детей. Наблюдателю в кои-то веки удалось сосчитать – как раз двенадцать. Стояли полукругом, мал мала меньше. Слушали внимательно, с интересом.

      Подрядчикам вскоре спор надоел. Враз помрачнели, перестали улыбаться. И заговорили на низких тонах. Детей словно ветром сдуло. Безбородый побледнел – вдруг уйдут, не достроив. Стал лебезить, хватать за рукава, воздевать руки к небу. Но подрядчики перестали слушать. Отворачивались. Тогда Ахмад покорился и сник. Пустил слезу, махнул рукой и умчался в старенькой, грозившей развалиться «Субару». Куда? Куда же ещё! Видно, в банк за деньгами, чтобы оплатить работу.