Сначала мама следила по книге, а потом, уставившись на меня, скрипучим голосом спросила:
– Что это значит? Ты выучил наизусть весь текст?
– Нет мама, но я могу прочитать тебе наизусть всю «Анну Каренину». Ты только не волнуйся, но я теперь много чего знаю. Ну, например, могу говорить на английском языке…
– Сынок, что все это значит? Ты меня разыгрываешь?
– «Horatio says 'tis but our fantasy,
And will not let belief take hold of him
Touching this dreaded sight, twice seen of us.
Therefore I have entreated him along,
With us to watch the minutes of this night,
That, if again this apparition come,
He may approve our eyes and speak to it»
– начал я читать наизусть отрывок из «Гамлета», потом, не останавливаясь перевел —
Горацио считает это нашей Фантазией, и в жуткое виденье,
Представшее нам дважды, он не верит;
Поэтому его я пригласил
Посторожить мгновенья этой ночи,
И, если призрак явится опять,
Пусть взглянет сам и пусть его окликнет.
Когда я остановился, и взглянул на маму, она неотрывно смотрела на меня, прижав руку ко рту, а глазах у нее плескался ужас.
– Что же это… как же так? когда все это? что же делать? – она шепотом произносила бессвязные фразы.
– Мам, – я сел рядом и, обняв, стал объяснять, – это началось, когда я упал с дерева. С тех пор мне кажется, что живу уже вторую жизнь и очень много знаю. Правда, очень много. Я сегодня отдал директору школы заявление с просьбой сдать все экзамены за девять классов и зачислить меня сразу в десятый.
Мама смотрела на меня и, по-прежнему, отказывалась понимать происходящее.
– Сынок, как ты себя чувствуешь?
– Никогда раньше не чувствовал себя так хорошо.
У мамы в глазах что-то изменилось.
– Шестью восемь?
– Сорок восемь.
– Семью девять?
– Шестьдесят три.
– В честь кого Америка названа Америкой?
– Америго Веспуччи.
– Самое большое в мире озеро?
– Каспийское море.
– Сынок, и что со всем этим делать? – спросила мама и, спустив воздух сквозь зубы, снова поникла, как старушка.
Я еще раз ее обнял и поцеловал.
– Будем просто жить, а ты будешь мною гордиться. Вот только маленьким ребенком мне, похоже, уже не удастся стать.
Мы сидели обнявшись, наверное, час, может, больше и молчали.
– Давай, сынок, попьем чаю, – вяло сказала мама и, встав как-то на автомате, пошла на кухню.
Я тоже