– Ясно, это Нюша. Соседская приватная птица. Она часто залетает. Залетит, поматерится и улетит. Не бойся, она не кусается. Совершенно безобидный попугай…
– Безобидный?! Не кусается?! На, смотри! – взревел Юрок и протянул окровавленный палец. – Заражение крови обеспечено! Разводят всяких проклятущих тварей…
– Успокойся. Не кричи так! Испугаешь попугая…
– Как же! Испугаешь эту кровососиху!.. Кстати, она там нагадила в твои тапочки, – наябедничал на Нюшу Юрок.
– Ну, как брачная ночь?
– Какая там брачная ночь! Я проснулся в кресле. Жестко и страшно неудобно. А тут еще плед намотался на шею и чуть меня не удавил… Скажу честно, спать сидя – кошмар. Отлежал, вернее, отсидел себе все тело. И еще, всю ночь снились какие-то образины с ножницами. Все приноравливались отхватить мне яйца… Хорошо еще, что я спал в брюках…
– А почему ты сейчас голый? – безразличным голосом спросил я.
– Это я уже потом разделся, когда принялся искать эту, как ее… сладкоголосую птицу юности. Не все же ей шампозу лакать стаканищами и орать как на пожаре… А тут припожаловала эта твоя проклятая безобидная тварь… Я ее – гонять, а она меня – кусать. Не до баб тут…
Завтракали по-домашнему. Мы с Юрком в трусах. Нюша, поразительно похожая в профиль на одного моего давнего приятеля, знаменитого художника Симеона Авелевича Шварца, некоторое время неподвижно сидела на люстре, потом, бросив свирепый взгляд на Юрка, грязно выругалась и вылетела в окно.
Ундина успела вымыть голову и сидела в кресле с полотенцем на голове, намотанным на манер тюрбана. Она была в моем халате. Судя по всему, обладательница трубного гласа чувствовала себя в моем доме довольно свободно. Чего стоит ее вчерашнее выступление, от которого у нас с Юрком чуть не полопались барабанные перепонки!
Когда Юрок отправился принимать душ и бриться, я внимательно посмотрел на девушку. Только сейчас я по-настоящему рассмотрел ее. Она была очень красива.
За ночь в ее внешности произошли необъяснимые перемены. Я долго, откровенно разглядывал ее.
Когда я утверждал, что вторую часть ночи спал без сновидений, я кривил душой. Мне снилась эта девушка. Именно эта девушка. Не та вульгарная провинциалка, которая свистела возле спальни, опивалась шампанским и потом, вывалившись из кресла, как пьяный извозчик, храпела на полу, а это воздушное создание с тюрбаном на прелестной головке.
Можно было сказать, что Ундина изменилась неузнаваемо.
Сейчас девушка сердито смотрела в окно и прихлебывала кофе из большой чашки.
Она знала, что я разглядываю ее, и, дав мне насладиться ее пленительным профилем, повернула ко мне свое красивое лицо с обольстительно очерченными губами – губами, созданными для томных поцелуев, и спросила глубоким, проникновенным голосом:
– Вы, верно, приняли меня за провинциальную дуру, mon cher?
Я