Невозвращенец. Анна Скрипка

Просто он человек другой, ну а я не настолько его любила, чтобы отказываться от общения с другом. Это был один из тех случаев, когда дружба оказалась сильнее любви. Да это и не любовь была, а влюблённость. Впрочем, не суть… Проблема в том, что в той старой жизни, в моём городке, после исчезновения Игоря, осталось слишком много пустых мест, которые чем-то надо было заполнять, а чем, я не имела ни малейшего представления. К примеру, по субботам я привыкла приходить к нему и пить чай с чабрецом, сидеть до полуночи и обсуждать книжки. Я привыкла как минимум раз в неделю идти после учёбы не домой, а к другу на ночёвку. Даже если мне нужно было делать домашнее задание, я приезжала к нему, готовила обед или ужин, рассказывала, что происходит в моей жизни, помогала по дому, иногда даже вещи ему гладила, а свои задания оставляла на ночь и вследствие благополучно засыпала где-то на середине, а просыпалась уже утром где-то под боком у друга, отдохнувшая и накануне перетащенная Игорем на кровать. А теперь это время у меня было свободно и потеряно одновременно. Но благодаря переезду, смене привычной обстановки, все чёрные дыры на душе удалось залепить новыми событиями. Кроме того, мне пришлось досрочно сдавать сессию, чтобы быстро перевестись в другой университет, поэтому сидеть на месте и меланхолично вздыхать, надеясь на внезапное снисхождение жестокого неба, мне пришлось совсем недолго.

      Жили мы теперь у бабушки, которая оказалась весьма рада нашему приезду. Здесь собралась почти вся наша семья, включая двоюродных и троюродных братьев и сестёр, дядей и тёть, многочисленных племянников и просто родственников, кровную связь с которыми и установить было сложно, но, к счастью, всё это семейное изобилие проживало не в бабушкиной квартире. Все они, как единое доисторическое племя, кочевали из одного дома в другой в качестве гостей, а у бабушки сидели чуть ли не круглосуточно, ибо пирожки были только у неё. К толпе в своей новой обители привыкнуть было сложно, но я и с этим смирилась. С другой стороны, из-за обилия народа в доме никогда не было скучно. Я всегда могла пойти на кухню и помочь бабушке с готовкой, могла обратиться к маме с просьбой погулять со мной, могла поднапрячь двоюродных братиков, чтоб они показывали мне местные парки, могла даже выехать в лес с дедушкой, однако пользовалась этой возможностью редко, ибо я, несмотря на природную способность находить общий язык с людьми, являлась неисправимым интровертом. Если вы зовёте меня гулять, я всегда соглашусь на длительную прогулку, и если вы мне звоните, я не буду отмазываться несуществующими делами, а с удовольствием поговорю; но должно случится что-то действительно из ряда вон выходящее, чтобы я кого-то позвала гулять или кому-то позвонила. И вовсе это не означает, что я отношусь к людям пренебрежительно – если я не даю о себе знать, это не значит, что я о вас не думаю. Напротив, думаю, вспоминаю, иногда даже больше, чем вы. Это странноватое качество – не извещать о себе на протяжении года – во мне принимают редко и с опаской. А зря. По крайней мере,