И кажется, я говорила, что у меня нет привязки. Разве что самая незначительная. Собственно, в этом заключается свобода: в том, что ты ни от кого не зависишь, как и твои мысли, чувства и восприятие. А представьте, как это неприятно, когда на вас никто не может повлиять: вам плохо и вас надо поддержать, а успокоить вас никто не может, потому что в вашем понимании не существует людей, которых вы можете слушать. Эта свобода противна, она же противоречит человеческой натуре, потому что человек – существо социальное, он не может без общества. И я не могу. Я знаю, не вечно будем и мы с Игорем, но он решил немного продлить нашу дружбу, в которой на данном этапе жизни я видела смысл больший, чем в обучении, любви или родителях. Кому я могла доверять в чужом городе? Себе – и всё. И да, мы максимально продлим то время, в которое будем друг для друга маленьким спасением. Уж слишком мы похожи. И да, пожалуй, когда-нибудь мы просто разбежимся по разным уголкам света. Мирно и без сожалений расстанемся, поняв, что больше друг в друге не нуждаемся.
– Т-с-с, не плач, Наденька. Нам больше не надо возвращаться, всё позади. Как бы я тебя оставил? – крепче прижимая меня к себе, говорил он.
– Уже раз оставил. Я тебе не нужна.
– Милая, никто никому не нужен. И мы с этим ничего не в силах сделать.
– Я знаю. Но… ты был мне нужен.
– Я знаю. Я бы не приехал, если б был не нужен.
– Зачем? Ведь я для тебя – лишний груз.
– Все чувства взаимны. Если б ты мне была не нужна, ты бы тоже во мне не нуждалась. Понимаешь, нужна, даже немного больше, чем я тебе. Намного больше. – Игорь по-отцовски поцеловал меня в волосы, а потом задумчиво выдал: – какой же у тебя бардак в голове…
Я тихонько усмехнулась.
– Маленькая ты ещё и глупенькая. – Он, как кот, потёрся давненько небритой щекой о моё лицо, ухо и шею, чмокнул в щёку, обнял ещё крепче – счастливая у него девушка будет, обласканная, облелеянная, обцелованная.
– Ты больно взрослый, – с детским возмущением проворчала