– Ты…
– Кто стирает и гладит вещи?
– Я стираю, гладим мы поочередно. Ты к чему этот разговор завел?
– Скажи, пожалуйста, Шура – член нашей семьи или просто приживалка?
– Конечно, член нашей семьи, – тут Даша заулыбалась. – Я все поняла…
– А я думаю, нет, – перебил ее сын. – Ты ее избаловала. Она ничего не умеет. Как она жить дальше будет? Я ей кроссовки дал помыть, а она их в раковине оставила. Мне теперь за ней и раковину чистить?!
Шура его готова была убить. Ей так было стыдно перед его мамой!.. Она со свекольным лицом вышла из комнаты и буркнула:
– Да вымою я твой кроссовок!
– И глажка за тобой! Мам, ты со мной согласна?
– Если Шура не против… – девушка даже кожей чувствовала, как Даша улыбается.
– Значит, ее мнение выше моего?
– Она – гость…
– Ты сама сейчас сказала – член семьи! – допекал ее сын, следуя за матерью на кухню.
Герман, наверное, час спорил с мамой, говоря про двойные стандарты ее воспитания и несправедливость, царившую в их доме с его детства… Шура отмыла его обувь и ждала, пока он закончит. Но он, видимо, не собирался затыкаться, поэтому она прервала его аргументы, вручив обувь:
– Чистые, можешь облизать!
– Завтра тебя ждёт глажка! – сказал он, критично разглядывая кроссовок.
– Слышала! – рявкнула она на него. – Я это сделаю это не из-за тебя, а для твоей мамы!
– Все! Она не против! – обрадовался Герман и, чмокнув маму, поставил кроссовки сушить.
Шура злилась на себя, как она так ему сразу уступила? Ведь могла взять другую обязанность: мыть посуду или убираться… Хотя нет! Убираться нельзя. Он ее за глажку съедает…
Утром все готовились к предстоящему балу. Родители собирались ехать за покупками. Даша вообще сильно переживала, словно это у нее выпускной, а не у сына. За завтраком она спросила Шуру:
– В чем ты хочешь пойти на бал?
– А ее никто ещё не приглашал! – заметил Герман.
– А я туда и не собиралась, – ответила Шура ему. – Я иду в дельфинарий с Ириной. Танцуй со своей глистогонкой!
– А я и так с ней танцую, – напомнил Герман, поправляя белую рубашку. – У нас сегодня последняя репетиция.
– Ну и гуляй со своим заморышем! – Шуру трясло от его слащавой улыбки. Вырядился, как на свидание. Воняет каким-то одеколоном…
– Вот и буду! А знаешь почему? – он нагнулся над ней и протрубил ей в ухо: – Она хотя бы мне не врёт!
Шуру его слова задели, и она со слезами выкрикнула:
– Она страшная!
– На себя посмотри, – ответил Герман, выходя в коридор.
– Ну и катись! – выкрикнула в отчаянии Шура.
Ей казалось, что вокруг все чернеет. Голова ее упала на руки. Она от всей души мысленно пожелала: «Не будешь ты с ней больше танцевать… никогда…».
– Я уйду. А ты завидуй! – сказал Герман, завязывая кроссовки. И тут на его голову с верхней