Как бы там ни было, династические интересы стояли выше интересов истины: официально ребенок считался сыном Петра Фёдоровича, наследника престола. Императрица12 со дня рождения Павла видела в нём прямого потомка Петра Великого и надеялась на прекращение дворцовых переворотов. Рождение мальчика было скорее политическим событием, ограждавшим трон от случайностей. Елизавета надеялась в дальнейшем передать корону непосредственно Павлу Петровичу, правнуку Петра I. «Всемогущему Господу Богу благодарение», гласил манифест Императрицы Елизаветы Петровны от 7 октября 1754 г. «Наша вселюбезнейшая племянница, великая княгиня Екатерина Алексеевна, отъ имевшаго бремени благополучное разрешение получила и даровалъ Богъ Ихъ Императорским Высочествамъ первороднаго сына, а намъ внука Павла Петровича, что учинилось минувшаго сентября въ 20-й день». 46). Почти год длилось празднование дня рождения Павла, что явилось залогом утверждения наследственности престола.
Нелюбимый отцом и фактически разлученный с матерью, Павел рос под присмотром нянюшек, мамушек и горничной прислуги императрицы. Елизавета, которая взяла его к себе сразу после рождения, отстранила ребенка от родителей. Пётр Фёдорович не печаловался, а для Екатерины, которой лишь изредка позволялось официально его навещать, это поначалу было большим горем.
Елизавета решительно отстранила ребенка не только от Екатерины, но и от Петра Фёдоровича. Она взяла его к себе тотчас после рождения.
Она писала в своих Записках: «Только что спеленали его (сына), явился по приказанию Императрицы, духовникъ ея и нарекъ ребенку имя Павла, после чего Императрица тотчасъ велела бабушкь взять его и нести за собою; а я осталась на родильной постель… На шестой день происходили крестины моего сына. Онъ уже едва было не умеръ отъ молочницы; я должна была украдкою наведываться объ его здоровьи; ибо просто послать спросить значило бы усумниться въ попеченияхъ Императрицы и могло быть очень дурно принято. Она его поместила у себя въ комнате и прибегала къ нему на каждый крикъ