Через брак с Натальей Алексеевной, Павел Петрович вступил в свойство с прусским королевским домом. В день его бракосочетания, императрица пожаловала орден Екатерины прусской принцессе Фредерике, сестре Натальи Алексеевны и для уведомления об этом и о совершении бракосочетания отправила к Фридриху37 полковника князя Долгорукова.
Не раскаиваясь в своём замужестве, Наталья Алексеевна112 со страхом ожидала минуту отъезда матери. 13 октября 1773 года придворные чины откланялись ландграфине, 14 октября она и её дочери простились с Екатериной, а 15 октября – во вторник, в половине одиннадцатого утра они со свитой, покинули Петербург. Их проводил до кареты только принц гессен-дармштадтский Людвиг, который остался в Петербурге на русской службе. 6 октября 1773 года он был пожалован в бригадиры. Наталья Алексеевна простилась с матерью115, которая скончалась 19 марта, следующего 1774 года, навсегда.
Бракосочетание Павла Петровича и Натальи Алексеевны совпало
В последний день брачных пиршеств, 14 октября в Петербурге получили первое известие о пугачевщине. Пугачёв – тень Петра III, дерзкий самозванец, скорее всего, был орудием интриги личных врагов Екатерины, иностранных дипломатов и лиц, близких к престолу. Он возмутил юго-восточные окраины России напоминанием о благодеяниях кратковременного царствования императора Петра III. Религиозная свобода раскольников, облегчение участи крепостных были главными доводами самозванца, а орудием – имя цесаревича. Это и возбуждало тревожные опасения Екатерины II. Имя Павла Петровича бунтовщики использовали не впервые: мятежник Бениовский в 1771 году между ссыльными в Большерецком остроге, на Камчатке119. Одновременно, в чумном бунте, в Москве, было компрометировано имя цесаревича, и виновником этих ужасов и неистовств государыня подозревала графа Петра Ивановича Панина73. Она поручила московскому главнокомандующему – князю M. H. Волконскому тайный надзор за ним. Его непосредственное участие в усмирении бунта, на которое Екатерина согласилась не сразу, несколько примирило императрицу с П. И. Паниным.
Призрак Петра III4, возникший в лице Пугачева, возбудил во многих царедворцах неприятное воспоминание о перевороте 1762 года, а имя Павла Петровича – очень популярное в народе снова стало знаменем для недовольных. Появление самозванца с его первыми успехами было тягостным для цесаревича. 21).
Песков9 отмечает, что, уже полтораста лет, со времени царевича Димитрия и Гришки Отрепьева,120 повелось считать всякого быстро умершего царя или царского сына не умершим,