– Ё…й стыд, ты что, правда в это веришь? – Цинизм Джонни бывает забавным, когда не касается лично вас.
– Не вопрос это веры, но вопрос… – договорить мне не дали мои собственные джинсы, которые вдруг со смертоносной яростью пушечного ядра полетели мне в голову с верхней полки шкафа. Следом ринулись ещё одни джинсы, точно такие же, запасные, потом брюки, свитера – меня атаковал мой собственный гардероб. Ремни бросались в лицо, словно взбесившиеся змеи, рубашки валились в одну кучу, как фанатички, в экзальтации готовящиеся к добровольному аутодафе – оцепенев, я наблюдал за этой рвотой, одолевшей мой шкаф, а Джонни бегал вокруг и потрясённо матерился. Наконец шкаф опустел, а у меня в голове таинственным образом попавший туда женский голос выкрикнул:
– Пошёл вон с мой дом!
– Простите, дамочка, но это уже давно не ваш дом, – сказал я вслух.
Джонни уставился на меня:
– Бля, это вот что щас за на х… было?
– Почему-то бывшая хозяйка этой квартиры только сейчас заметила наше присутствие.
Джонни стоял на месте, выпучив глаза. Минут десять мы молчали, разглядывая кучку моей одежды.
– На х… тебе столько одинаковых джинсов? – спросил наконец Джонни. Очевидно, такова была защитная реакция его мозга: отчаявшись понять произошедшее, он решил переключить внимание на что-то более земное.
– Чтобы в грязных не ходить. – Нагнувшись, я рассеянно подобрал один носок. – Надо же, а я его везде искал.
– И давно у вас эта пое…нь?
– Вчера она перебила посуду на кухне, – равнодушно ответил я, роняя носок обратно в кучу, невзирая на риск вновь расстаться с ним без возможности воссоединения.
– На…?!
– Понятия не имею. Мне некогда было об этом думать. Нам надо дописать песню.
– Я что-то не хочу здесь оставаться, извини, съё…юсь, – заявил Джонни, прихватил со стола недопитую бутылку пива и направился к выходу. – Ой, здрасте, тётя Зохра. – Моя мама, оказывается, уже вернулась и переобувалась в коридоре.
– Ты песню сам допиши, у тебя классно получается, я тебе не нужен особо, – умаслил меня на прощанье Джонни и поспешил убраться.
– Что случилось? У мальчика был испуганный вид.
– Это потому, что я признался ему в любви.
– Как?! – Я догадался, что мама хотела выронить из рук кулёк с покупками, но потом вспомнила, что там лежат яйца, и решила обойтись без театральных жестов.
– Да, я сказал, что всё это время только притворялся его другом, а сам пылал тайной страстью, – сказал я и удалился в свою комнату, хихикая, как идиот. События двух прошедших дней слегка расшатали мои нервы, и без того чересчур артистические. Мама побежала за мной.
– Что тут произошло? – закричала она, увидев поле битвы с павшей одеждой.
– То же, что вчера на кухне. Меня пытались избить моими собственными