Сдержанно, так, что динамика эмоций передается только легкими изменениями интонации, мимики и пластики, играет роль матери Олега Кошевого Тамара Макарова, да и многие исполнители ролей молодогвардейцев. Тогда студент ГИТИСа Владимир Иванов характеризует Олега Кошевого гораздо более яркими красками, доводя моментами силу переживаний своего героя до исступления, что выглядит несколько чужеродно на фоне общего стиля картины.
Сцена казни снималась на натуре, у той шахты, где погибли реальные молодогвардейцы. Для жителей Краснодона, собравшихся у съемочной площадки, словно бы ожили трагические события недавнего прошлого: подъехали грузовики, из них в сопровождении охранников вышли истерзанные юноши и девушки… Здесь в последних кадрах фильма на предельных высотах героической патетики режиссер еще раз демонстрирует впечатляющее монолитное единство молодых людей. Они стоят, тесно прижавшись друг к другу, чуть не падая от слабости, как несокрушимая стена; их истерзанные пытками лица страшны и одновременно прекрасны гордой красотой непобедимости духа…
Однако Тихонову этот фильм не принес большого творческого везения, в сравнении с другими его участниками. Его роль оказалась не такой заметной. И все же, несмотря на довольно удачный дебют, дорога для него на главную кинофабрику страны оказалась закрыта. Тогдашний руководитель «Мосфильма» Иван Александрович Пырьев категорически возражал против участия Тихонова в выпускаемых фильмах. Виной всему была якобы нерусская национальность артиста. Пырьев считал Тихонова не то армянином, не то азербайджанцем, но никак не русским. Пока будущий Штирлиц ждал сколько-нибудь значимых ролей, другие участники проекта уже всласть пили славу жадными глотками. Вот что рассказывал об этом периоде Тихонов:
– Мы еще не закончили институт, а уже двое из нас носили на лацкане медаль лауреата Сталинской премии первой степени за «Молодую гвардию». А потом Сережа Гурзо получил еще и Сталинскую премию второй степени за «Смелых людей». То есть у него было две медали. Бывало, идем по улице: его все узнают, оборачиваются вслед, а на меня – ноль внимания. Слава богу, до безумств у меня никогда не доходило. Но чувство, близкое к зависти, в душе шевелилось. А потом сам стал сниматься – и все прошло.
Позже он к этим откровениям добавлял: «Почти у каждого из нас есть что-то вроде двойного календаря: первая роль в кино – это скорее метрика, чем аттестат зрелости. Честно говоря, в то время мы просто не могли еще состояться по-настоящему. Мы только-только начинали осваивать азы будущей профессии.