Молодуха только лишний раз вздрогнула от окрика, остановилась в не ком параличе, потеряв осознание времени и пространства, но услышав впереди заливистый смех бабняка, раззадоренного представлением, сделала в нерешительности пару шагов, а затем скорчив на плотно сжатых губах злобную ухмылку пустилась чуть ли не бегом к вожделенной поляне, уже наплевав на пролитую на руки воду.
– Да я тебя…, – продолжала визжать кружевным и забористым матом вошедшая в раж жирная баба, уже явно не поспевая за ускоренным шагом молодки, что оказалась на удивление толстокожей для её ругани.
Дальше Сладкая принялась красочно описывать действия, которые она непременно проделает с этой не послушницей, что как вы понимаете очень мягко сказано. При том все обещания почему-то были исключительно насильственно сексуального характера с применением острых колов и берёзовых брёвен. Непременно обещая ей что-то порвать и при том не в одном месте, а во множестве.
И тут Сладкая не выдержала величины собственного таланта, и сама подключилась к общему шквалу хохота падая на четвереньки со слезами восхищения от себя любимой, визжа при этом и хрюкая как порося замученная щекоткой.
У испытуемой молодухи чуть «хмык» через нос не выскочил, и она просто чудом удержалась чтобы не издать этого мерзкого звука, что мог в раз стоить ей всего что вытерпела.
Девка до крови закусила нижнюю губу. Боль не дала заразиться безудержным весельем и буквально бегом донесла миску Данухе, что закатывалась в истерике валяясь на земле кверху пузом. Большуха, как и все бабы на испытуемую не смотрела, а заливалась слезами над дурашливым представленьем подруги.
Ну а Сладкая уже сама так билась в припадке неуёмного веселья, что даже стоя на карачках ползти была уже не в состоянии…
Глава пятая. Всё что нас не ломает, делает в глазах ломающих, сильнее.
Колесница слегка дёрнулась, выводя Индру из состояния радужных воспоминаний. Он резко обернулся и не увидев у ног пленницы тревожно встрепенулся, но тут же успокоился. Она тащилась по траве на верёвке, привязанной за ногу, и была полностью голой, так как какое-то подобие одеяния что на ней было, задралось аж на голову. Пленница беспомощно, но молча брыкалась, сверкая белоснежной задницей на фоне зелёной травы, но сделать ничего не могла, так, как и руки, и ноги её были связаны.
– Стой, – тихо велел атаман возничему спрыгивая с колесницы.
Подойдя к закутанной с головой в собственные рубахи девушке, отчаянно извивающейся словно недорезанный дождевой червяк он замер, оценивая девичьи прелести со всеми причитающимися «особенностями». Затем с силой ухватил её за собранное на голове платье, зацепив вместе с волосами, и рывком поставил на ноги.
Купол тряпок комом рухнул вниз, шелестя расправляясь и принимая первоначальное положение, открывая красное от натуги и искажённое от ужаса лицо пленницы, с бешено бегающими