– А она, значит, будет сидеть и угорать, да?! – Возмутился Кенка. – После того, что сделала, после того, что с ножом, с ножом на родного отца…
– Посидит взаперти, остынет. Покается. – Вздохнул герцог. – Хватит. Ты уже ею распорядился, как надо. Я сам теперь ею займусь. Девка-то, – он помолчал, смакуя вино и пытаясь отдышаться и успокоиться, – не дура, и не рохля. Всю жизнь, считай, в монастыре просидела, а ведь смогла и удрать, и сюда добраться… Хоть кто-то в нашей семье, после меня, на что-то дельное способен. Только нужно дурь-то из ее головы выбить, и умные мысли ей внушить. Но займусь этим я, а не ты. Ты уже все, что мог, испоганил и испортил.
– А ты не забыл, что дочь это – моя, а не твоя?! – Кенка был так возмущен и шокирован, что решился, неслыханное дело, на открытый бунт. – Ты малолеток тискаешь и даже жениться не сподобился, а теперь…
– Молчать! – Грохнул кулаком по столу герцог. – Мои дела – это мои дела, они с твоими извращенствами ничего общего не имеют! Все! Наделал делов! Хватит!!! Теперь я буду твое дерьмо разгребать! Пошел вон… – Он задохнулся, побагровел так, что даже Кенке стало страшно. Герцог замер, закрыл глаза, и Кенка вдруг так испугался цвета его лица и синих губ, что струсил, подался к нему:
– Тит… Братишка… Медикус! Где эта клизма медицинская, мать ее?!
Доктор вполне оправдал свою репутацию и свое содержание, пустив без промедления герцогу кровь, дав ему какое-то свое лекарство, велев уложить его особым образом и выхаживая его почти сутки. Герцог реально был близок к смерти, как никогда, и Доктор чувства при этом испытывал сложные. С одной стороны – он терял могущественного покровителя, защиту от Барр. С другой – Хлоя издевалась над ним так, что Доктор света невзвидел белого благодаря ей. Он прошел за самое короткое время все стадии, что проходит взрослый, которого выбрал объектом своей травли ребенок. Если за этим ребенком стоял могущественный взрослый, и если тронуть этого ребенка было смерти подобно. Доктор пытался угрожать, потом – игнорировать, и, наконец, задабривать. Не помогало ничто. Ни попытки взывать к здравому смыслу, ни мольбы даже: «Оставь меня в покое!». Хлоя оказалась не просто коварной – она оказалась очень изобретательной и не по годам умненькой девочкой, и вдобавок, полностью подчинила своей воле младшую Дафну, которую заставляла так же измываться над Доктором, чтобы у герцога не появилось неизбежное подозрение. Доктор уже несколько раз был нещадно избит, а ведь именно побоев и боли он и боялся больше всего на свете. Но это было не самое худшее, что произошло за это время с ним. Эта перемена была такой естественной и тонкой, что он даже не сразу сам понял, что с ним происходит. Просто он вдруг перестал чувствовать вкус еды, перестал получать забвение и удовольствие от опиума. Ему постоянно хотелось есть и пить, но он не только не мог напиться или насытиться, но и вкуса еды или питья не чувствовал. Он постоянно чувствовал себя уставшим, но отдохнуть не мог, ни сон, ни покой облегчения не несли. Решив, что виной всему противная девчонка, он всерьез задумался