– Вы хотите сказать, что она попыталась заняться с вами любовью?
– Что вы, нет! – Штауффер покраснел, непроизвольно посмотрел на Эйприл Хоторн, и его щеки заполыхали еще ярче. – Нет, ничего подобного. Я хотел сказать, что она вела себя так, будто мой визит всего лишь дружеский. Она исключительно умна.
– Вам показалось, что угроза возможного судебного разбирательства ее не напугала?
– Уверен, что нет. Более спокойного человека я, пожалуй, не встречал.
Вулф хрюкнул и, нахмурившись, повернулся к Джун:
– Какой смысл просить меня сбить вашу дичь оружием, из которого уже стреляли?
– В этом-то все и дело, – заявила Джун. – Именно поэтому мы и обратились к вам. Если бы достаточно было простой угрозы, то и дело было бы простым. Но это работа сложная, мы понимаем. И потому готовы заплатить вам столько, сколько попросите, если у вас получится.
– И потому в самом начале нашего разговора вам сказали неправду, – продолжила Мэй. – Моя сестра заявила, что детектив нам не нужен, но это не так. Вам придется найти способ надавить на мисс Карн, причем этот способ должен быть более веским, чем угроза того, что завещание будет оспорено в суде.
– Понятно. – Вулф поморщился. – Терпеть не могу споров по поводу наследства покойников. Такие дела всегда очень некрасивые.
– Пока нет, – возразила Джун. – Это дело станет таким, если Дейзи и та женщина доведут его до суда, однако в нашем поведении ничего некрасивого нет. Что плохого в стремлении избежать отвратительного скандала посредством убеждения той женщины в том, что три или четыре миллиона долларов из состояния нашего брата – это все, что ей положено? Если ее алчность и упрямство делают процесс убеждения трудным и дорогим…
– И даже если наше дело действительно некрасивое, – перебила ее Мэй, – все равно оно должно быть сделано. Ну что же, мистер Вулф, кажется, мы рассказали все, что вам нужно знать. Вы беретесь?
Вулф взглянул на настенные часы. Я ему сочувствовал. Дело ему не нравилось, но ему придется браться за него. Более того, он никогда не допускал, чтобы хоть что-то мешало ему проводить четыре часа в день в его оранжерее на крыше – с девяти до одиннадцати утром и с четырех до шести вечером, а между тем на циферблате было без пяти минут четыре. Он посмотрел на меня, скривился в ответ на мою ухмылку и опять глянул на часы.
Затем он поднялся из кресла со всей быстротой, на которую был способен.
– Я берусь, – объявил он ворчливым тоном. – А теперь, если позволите, у меня назначена встреча на четыре часа…
– Знаю! – воскликнула Сара Данн. – Вы идете к своим орхидеям. Мне бы очень хотелось увидеть их…
– В другой раз, мисс Данн. Сейчас я не в настроении. К кому мне обращаться с вопросами или результатами? К вам, миссис Данн? Или к