Но эта вздорность обернулась для России подлинной трагедией, так как расправы за несоблюдение этих указов были воистину драконовские. Именно из-за них вспыхнул народный бунт в Астрахани в 1705 г. Несколько позднее Петр смягчил эти требования и позволил русскому человеку, уплатив определенный налог, ходить в привычной для него одежде и даже оставаться при бороде. Но это послабление было вызвано более корыстными интересами, чем уважением к собственному народу.
Особо надо сказать о том впечатлении, которое производит Петр I своими деяниями. Любой человек, поверхностно знакомый с эпохой царя-реформатора, невольно испытывает к его деятельности восторженный интерес и симпатию: гром побед, выход к морям, российские гордые вымпелы на бурных волнах, развитие науки, промышленности и искусства, широко распахнутые в Европу окна и двери…
Но стоит пристальней и глубже вглядеться в событие «тех славных дней», как симпатия к царю сменяется на чувства, едва ли не противоположенные. Так Пушкин, приступая в 1831 году к написанию «Истории Петра I», был полон бурного восторга и хотел восхвалить самодержца, как это он сделал в поэмах «Полтава» и «Медный всадник».
Но более тщательное знакомство с деяниями царя-реформатора не оставило от этого восторга и следа: Пушкин возненавидел Петра и называл его не иначе как протестантом, тираном и разрушителем. И у него уже не было желания слагать хвалебные песни в честь той поры, когда «Россия молодая мужала гением Петра». Задуманная поэтом книга так и не была написана.
Польский историк Казимир Валишевский в творческом и эмоциональном аспекте почти буквально повторил путь Пушкина – от восторга к глубокому разочарованию. Начав писать свой труд о Петре с твердой убежденностью в его гениальности и особой исключительности его деяний, он, по мере изучения исторических материалов, заметно охладел к своему герою, его сподвижникам и его преобразованиям. И хотя книга о Петре была дописана, но многие неприглядные факты из жизни русского царя, опустить которые автор не мог, не ставя под сомнение свою объективность, серьезно исказили первоначальный замысел. После прочтения этой книги перед читателем предстает не герой, как хотелось того Валишевскому, а довольно посредственный государь, бездарный полководец, сомнительный преобразователь и в высшей степени безнравственный человек.
Не жаловали Петра и первые российские историки – М.М. Татищев и Н.М. Карамзин, плохо относился к нему и последний русский император Николай II, отдавая предпочтение отцу Петра, царю Алексею Михайловичу, как разумному правителю, осторожному в своих нововведениях.
Но, с другой стороны, можно назвать длинный ряд имен тех, кто относился и продолжает относиться к Петру I с особым чувством искреннего восхищения и уважения: Г.Р. Державин, С.М. Соловьев, В.И. Буганов, Н.И. Павленко. Для них его заслуги перед Россией и историей неоспоримы.
Но не будем углубляться в эти почти трехвековые споры историков, а зададимся иным, несколько неожиданным вопросом: был ли Петр I русским человеком?
Вопрос этот не столь абсурден, как кажется на первый взгляд. И задавать его впервые стали не сейчас, а более трехсот лет назад, но большей частью шепотом. Со страхом и смятением в сердце, глядя на странные причуды и страшные забавы царя, русские люди почувствовали смутное подозрение…
1. «Непристойные речи» о российском государе
Петровские времена памятны не только реформами, созданием армии и флота, изнурительными войнами, но и многочисленными кровавыми казнями стрельцов, старообрядцев и иных людей, противящихся необдуманной и излишне жестокой «европеизации» России.
Среди этих многочисленных государственных преступников (преступников ли?) можно выделить наиболее безобидных из них, но которых почему-то преследовали с особой настойчивостью и предавали самым мучительным казням. Это были те, кто говорил «непристойные речи» о государе-реформаторе, или же слушал их, но не доносил правительственным органам. Вначале такими людьми занимался приказ Тайных дел, но впоследствии, из-за увеличения подобных дел, был создан особый Преображенский приказ тайных дел, во главе которого стоял печально знаменитый «князь-кесарь» Федор Юрьевич Ромодановский.
За «непристойные речи» против государя секли кнутом, пытали, резали языки и рвали ноздри, клеймили, казнили лютой казнью, отправляли на каторгу и в ссылку, отдавали в солдаты. Но до самой смерти Петра эти «речи» все множились, и с упорной настойчивостью повторялись русским народом, видевшим в царе не отца нации, а жестокого тирана, обрекшего своих подданных на многочисленные и, главное, бессмысленные страдания.
Так что же непристойного говорил русский народ о своем благоверном царе-батюшке?
Говорили