– Значит так! Не вы на меня ее одевали, не вам и снимать! – подхожу и сую рапорт, благодаря которому был сюда отправлен, в наглую рожу, – Смотрите сюда, поборник вы справедливости! Все здесь правильно? – потихоньку срываюсь на угрожающий рык.
Сука в недоумении смотрит на меня. Как и весь личный состав местных оперативников. «Не привыкли к крутым начальникам, которые УМЕЮТ заставить замолчать».
– Дата в углу какая стоит? – продолжаю еще на тон выше, – А срок командировки какой указан!? Я здесь торчу не по вашей воле. Еще и незаконно! Может, мне стоит доложить о недосмотре руководства? – уже перехожу на издевку.
Срок командировки действительно кончился еще три месяца назад к тому времени. А о продлении никто и не говорил, включая меня. Он так ничего и не смог из себя выдавить. До сих пор помню этот на пару секунд застывший в испуге и недоумении взгляд, сопровождавший постепенно зарождающуюся лютую ненависть. А мне было похуй. А чуть позже – жалко. Нет, наверное, неправильно, но он это точно заслужил. Шалава еще эта…
Я всегда пытался навязать свои правила «чужому огороду». И сам, благодаря этому, стал чужим. Я задавал неправильные вопросы – «Для чего? Почему?» вместо «Как?». Мне казалось правильной работа на результат, а не на показ, что ни капли не соответствовало нуждам Улья. Два раза я видел, как закрывают в камеру невиновных: первый парень был хорошо или, как минимум, обычно одет и совершенно не сопоставлялся у меня в голове с образом злодея. Как объяснили сотрудники, доставившие их, он шел рядом с девушкой в момент ее ограбления – с нее просто сорвали цепочку. Эти бедолаги просто еще не были в курсе, что виноваты-то они. Они не знали, что в тот момент действия сотрудников управлялись негласным приказом, согласно которому каждый потерпевший, пришедший в отделение с запахом синевы, наказывался суточной экскурсией в камеру. Чтобы не повадно было, видимо. Приходят еще, суки,