Во-вторых, бывший лидер Великобритании[68] обладал незаурядным талантом писателя. Артур Конан Дойл считал литературный стиль нашего героя «лучшим среди современников»[69]. Так что мемуары Черчилля выгодно отличались бы на фоне вылизанных редакторами и корректорами воспоминаний большинства государственных деятелей.
И наконец, третье. В 1920-х годах Черчилль уже опубликовал шесть томов о войне 1914 – 1918 годов. И если бы он взялся за Вторую мировую, то это тем более бы добавило успеха книге. Ведь ее автор – единственный в мире человек, который не только занимал в годы крупнейших военных конфликтов руководящие посты, но и написал о каждом из них многотомные труды. А уж то, что мемуары об этой войне займут как минимум пять томов, в этом сомневаться не приходилось.
Не хуже обстояло дело и с теми возможностями, которые открывала британскому политику работа над новым сочинением.
Возможности
После завершения Второй мировой войны у Черчилля, казалось бы, было все – мировая популярность, любовь, уважение, почет… И тем не менее издание мемуаров способно было дать нечто такое, от чего у потенциального автора разливалась по телу приятная теплота.
Во-первых, «Вторая мировая война» априори была связана с неплохими деньгами, в которых так нуждался экс-премьер. Это может прозвучать странно, но, сложив с себя полномочия главы правительства, спаситель нации оказался (в очередной раз) банкротом. Ситуация была настолько безнадежна, что Черчиллю даже пришлось выставить на аукцион свое любимое детище, загородное поместье Чартвелл. Лишь благодаря находчивости близкого друга, лорда Камроуза, и щедрости шестнадцати богатых людей право проживания в Чартвелле удалось сохранить[70].
Не менее притягательна для нашего героя была и посмертная слава. Он часто повторял: «Слова – единственное, что остается навеки»[71]. Потративший столько времени на изучение событий прошлого, Черчилль отлично понимал, насколько может измениться оценка поступков отдельного человека после его прохождения через временну́ю призму истории. Выступая перед депутатами палаты общин 12 ноября 1940 года, он скажет:
«Человеческим созданиям не дано – к счастью для них, в противном случае жизнь была бы невыносима – предвидеть или предсказать в долгосрочном масштабе развитие событий. В один период кажется, что человек прав, в другой – что он ошибается. Потом опять, спустя несколько лет, в перспективе прошедшего времени, все предстает в совершенно ином свете. Все приобретает новые пропорции. Меняются ценности. История с ее мерцающей лампой, спотыкаясь и запинаясь, освещает следы прошлого. Она пытается воссоздать былые сцены, возродить ушедшие звуки, разжечь потухшие страсти вчерашних дней»[72].
ГОВОРИТ