Парижские критики с восторгом указывали «на исключительную звуковую гибкость и разнообразие тембровых красок у Головина, благодаря которым ему удается с исключительной выразительностью голосом рисовать самые сильные драматические эффекты – трагический смех и неподдельное человеческое рыдание (Риголетто) и мрачное величие «духа изгнания» (Демон)».
Директор театра «Колон» в Буэнос-Айресе, в Аргентине, предложил Головину контракт на 60 спектаклей, но советское правительство не разрешило певцу эти гастроли.
Головин вернулся из-за границы в начале 1929 года и выступил в ряде городов с концертами. Залы на его концертах были полными, публика принимала восторженно, критики тоже не скупились на похвалы.
На концерты в Киеве откликнулась газета «Вечерний Киев»: «Перед нами ряд отзывов французской печати, в которых экспансивные критики наперебой сравнивают Головина с Титта Руффо, Баттистини и Шаляпиным. Поскольку родиной Головина является страна самокритики, то мы полагаем, что и сам талантливый певец стоит на той же точке зрения.
У Головина действительно богатейший материал, равным которому не обладает ни один из лучших наших баритонов. В отношении тембра он необычайно монолитен и как бы высечен из одного куска; качество это приобретает еще большее значение, если сказать, что самый тембр голоса очень приятен, влажен и бархатист. При большой тесситуре своего голоса Головин во всех регистрах поет без малейшего напряжения, щеголяя неутомимостью верхов и бесстрашием своих фермато.
Сделал ли певец за время своего пребывания за границей какие-либо успехи? Бесспорно. Все основные качества его вокальных средств, о которых мы говорили выше, еще более усилились в смысле обогащения. Одновременно с этим у Головина появилось искусство фразировки и необычайно бережная, «вкусная» манера подачи кантилены. Все это действительно приближает Головина к разряду первоклассных певцов.
Вместе с тем недостаточной все же следует признать художественную интерпретацию исполняемого. Кому много дано, с того много и спросится. И если в таких вещах, как ария из «Мазепы» или ария из «Иоланты», можно ограничиться чисто природными данными – взрывом темперамента и вулканической стихией чувства, то в арии из «Севильского цирюльника», например, одних этих данных уже мало. Помимо «партитуры звука» ария эта имеет еще неписаную «партитуру фразы». И можно было бы очень точно указать целый ряд выигрышных возможностей, упущенных Головиным.
Разумеется, этот недостаток не смог испортить общего и весьма высокого впечатления от концерта».
На концерт в Твери откликнулась газета «Волжская коммуна»: «…Повторный концерт еще с большей убедительностью подтвердил наше мнение о том, что Головин – это выдающееся явление нашей оперной сцены. Голос этого артиста исключительной красоты и силы находится в редком сочетании с его эмоциональными выявлениями. Громадный темперамент, печать