Валентин взял телефон и набрал Аранского. Тот ответил на первом же гудке.
– Сергей Викторович, я опять.
– Говори.
– Да вот все голову ломаю, думаю, сопоставляю, анализирую по поводу Петровки.
– Ты где сейчас? – Аранский явно к длительной беседе не был расположен.
– К Шулявке подъезжаю.
– Хорошо, я жду тебя.
– Сергей Викторович, может, все же заскочить на Петровку? Потолкую с людьми там…
Аранский перебил его:
– Кордыбака, ты почему такой упрямый. Я ведь сказал, дуй в управление.
– Что-то серьезное?
– Ну а ты как думаешь?
– По Святошескому рынку?
– Возможно.
– Понял. Еду.
7
За окном была ночь, но свет в окнах соседних домов давал знать о том, что утро уже наступало. На часах была половина шестого, солнце всходило значительно позже, около семи. Вчера утром оно взошло незамеченным из-за плотной пелены облачности, да и за целый день его так никто и не увидел. По прогнозу обещали, что заладиться сегодня могло только к вечеру, хотя апрельская погода со свойственной по-весеннему непостоянностью за день могла меняться несколько раз, а потому надежда на солнечный и приветливый день впереди оставалась.
Город просыпался, это было уже не только видно, но и слышно: из квартир снизу доносились звуки кухонных хлопот вперемешку с полусонными неразборчивыми голосами, а за стенкой слева иногда злобно тявкала собачонка, реагируя на движения лифтов и возню с утра голодных голубей на балконе.
Далеко внизу на Соломенской изредка, со своей пока еще не частой периодичностью, шурша шинами по асфальту, проносились авто, с каждой последующей минутой сокращая периодичность, чтобы через полчаса уже слить этот шум в единый поток.
Борис проснулся и больше уснуть не мог, как ни силился и ни старался, переворачиваясь с боку на спину, со спины на живот. И это несмотря на то, что лег спать около двух часов ночи. Вечер вчера неожиданно приятно удивил одним непредсказуемым событием, внезапно окунув его в атмосферу другого, необычного, не свойственного для его существования, кусочка жизни. В этом было что-то и притягательное, и соблазнительное, завлекающее своей сказочной и природной обыденностью и в то же время пугающее и чуждое, не свойственное его образам, понятиям и целям, но так случилось.
Домой возвращался уже после восьми вечера: пока заехал в супермаркет за продуктами, потом место для стоянки машины пытался найти. Во дворе не парковался априори, в чужом мог, в своем – никогда. По дворам ездить не стал – смысла не было, приткнулся на Соломенской, метрах в двухстах от дома.
Он увидел ее издали – ту молодую женщину из лифта. Она сидела на скамейке возле подъезда, курила, обхватив свои плечи руками, поеживаясь от пр�