Софи сияла, как гордая мать, а остальные, включая даже капризулю Аврил, взялись наконец за вилки, которые она подвинула на середину стола.
– В самом деле, недурственно, – сказал Конрад и потянулся за второй порцией, побольше, которую проглотил с таким аппетитом, будто не ел несколько дней. – Кто бы мог подумать, что селедка может быть такой разносторонней?
Мы дружно рассмеялись, а вскоре все уже пробовали разные сэндвичи, угощая друг друга, а Софи и Мэс давали разъяснения, где что.
– Что у нас дальше по расписанию? – глянув на наручные часы, спросил Бен. Мэс только что расплатился, и мы стали выбираться из-за стола, скрипя стульями и толкаясь с тем добродушием, которое рождает хорошая еда, полные желудки и двухчасовой отдых за обеденным столом. – Мне необходимо сделать несколько звонков. Заканчиваю работу над статьей.
Не обращая внимания на его скучающий тон (или просто не замечая таких нюансов), Мэс радостно заулыбался.
– Сейчас у вас свободное время, можете отдыхать и делать что захотите. Вечером мы ужинаем в ресторане вашего отеля, а потом предлагается пораньше лечь спать, завтра у нас напряженный день. Утром мы отправимся в кафе «Варме», где вы познакомитесь с Евой Вильдер, и она покажет вам, как готовить датскую сдобу.
У Бена вытянулось лицо.
– Превосходно.
Софи в предвкушении потерла руки.
– Ничего ты не понимаешь, брюзга, – это же здорово.
Вот молодец! Я готова была расцеловать Софи, хотя в ее устах эти слова прозвучали совершенно не обидно. Мне показалось даже, что этот ворчун ей почти улыбнулся.
Заранее понимая, что делаю непозволительную глупость, я все же не удержалась.
– Только подумайте, Бенедикт, как вы поразите вашу девушку своим искусством кондитера, – ляпнула я.
Кисло осмотрев в мою сторону, он надел куртку.
– Во-первых, не Бенедикт, а Бен, во-вторых, у меня нет девушки. И мне никого не нужно поражать.
– А как же родственники? – не унималась я, сама не понимая, какая муха меня укусила. – Я уверена, им понравится, если вы им что-нибудь приготовите.
Его рот сжался в мрачную линию, и – будто захлопнулись ставни – всякое оживление с лица исчезло. С непроницаемым холодным выражением он равнодушно посмотрел сквозь меня, куда-то в сторону окна.
– Возможно.
Не поглядывай я на него тайком на протяжении всей поездки, может, ничего бы и не заметила. Но я поняла, что невольно затронула какую-то больную тему.
– Извините, – пробормотала я, краснея.
В его взгляде отразилось крайнее удивление. Бен с недоверием, почти испуганно взглянул на меня, но затем глаза сузились, и к ним вернулось непроницаемое выражение. Он кивнул, молчаливо принимая извинения, после чего отвернулся. И таким одиноким, почти несчастным показался он мне в эту минуту.