– И что ты за него хочешь? – спросила Лийна, тут же в кустах примеряя платье.
– Это очень дорогое платье, добротное, – заверила Луйзе. – И считай последнее. Я барынины сундуки да чемоданы сколько раз перерыла, стоящего больше взять нечего, всё что было – всё уже у меня. Мне баронессу иногда прямо даже жалко, бедненькая, ведь ничего уже не видит и с постели не встаёт, бывает, прольёт на себя кофий, а у меня даже новой сорочки ей нет на смену! Высокого рода, а хуже волостной побирушки живёт. Однажды меня такая жалость взяла, собственную ей принесла.
– Твоя... да твоя собственная – она вообще-то ей принадлежит, – заметила Лийна.
– Так-то оно так. Да только мало ли, что раньше было! А теперь всё в моей комнате! Значит – моё! И пусть только кто-нибудь попробует у меня украсть! Я своего добра никому не отдам!
– Ну так что ты за это платье хочешь? – повторила Лийна свой вопрос, стоя возле изгороди в баронессином смертном платье и любуясь собой, насколько это было возможно без зеркала. – Не крути, говори прямо – серебряную брошку хочешь. Так ведь?
– Это очень дорогое платье, – ещё раз подчеркнула Луйзе и наконец согласилась, – ладно, давай брошку, и мы в расчёте.
– На! – Лийна протянула брошь. Когда-то в стародавние времена один из предков Рейна Коростеля нашёл клад, зарытый ещё пёсьеголовыми во время великой войны. Несколько серебряных украшений он принёс домой, а большую часть снова закопал, чтобы уж никто не стащил драгоценное добро. Того, где он схоронил свои сокровища, не знал никто, но те цацки, что он принёс домой, хранили и берегли из поколения в поколение, ревниво оберегая их от дурного глаза и воров. Ведь окрестные прекрасно наслышаны были про тайный клад Коростелей, и горничная Луйзе давно уже мечтала о дивной серебряной брошке, в которой можно покрасоваться в своей комнате – таких дураков нет, чтобы перед людьми в дорогих вещах щеголять! Это же всё равно, что бесценную цацку в нужнике утопить, ведь всенепременно найдётся охотник стибрить дорогую безделицу.
Ради этой брошки и согласилась Луйзе принести Лийне платье старухи баронессы. Вообще-то она никогда не делала таких глупостей – зачем ей, чтобы и другие девки наряжались так же, как она. Во всей округе не было другой такой фасонистой особы, как Луйзе, даже в барской усадьбе, ведь там жила одна-единственная душа женского полу – та самая баронесса, и весь её гардероб, кроме нескольких ночных сорочек и одного старого чепца, находился в распоряжении Луйзе.
Лийна скатала платье и завернула его в рогожку.
– До чего красивое! – вздохнула она. – Только смотри, не проговорись никому, что это ты мне платье уступила. Не дай бог, отец узнает. Он не потерпит в своем доме никаких барских вещей, ведь он просто на дух не переносит тех, кто в усадьбе служит!
– Да знаю я, что он у тебя с придурью, – сказала Луйзе. – На днях встретилась