Евгений присел на табурет и стал раскачиваться.
– Пообещай мне, что завтра не будешь рисовать, пропустишь денек, – Мария села ему на колени, – выглядишь ты неважно.
– Посмотрим, может, и не буду. Вдохновение приходит и уходит, за него нужно цепляться, чтобы вышло что-то толковое, – Евгений поцеловал жену.
– Я счастлив, когда вы с Аленкой со мной и когда я могу рисовать. Спасибо вам за теплые слова, за взгляд и нежные упреки…
– Восхитительно! Представляешь, сколько мы вместе, а я все никак не могу привыкнуть к твоим импровизациям. И откуда они в тебе берутся только? Хочется иногда с тобой как следует поругаться, а ты снова за свое, и ругаться расхотелось, и так бы сидела и слушала.
Аленка вбежала в кухню с книжкой, чтобы похвастаться. Золушке каким-то ядовито-зеленым карандашом было подрисовано платье, а ярко-красным – губы. В таком виде она чем-то напоминала куклу Барби. Евгений вздрогнул: на той же странице, где была изображена Золушка, был нарисован маленький замок с огромными воротами. Он вспомнил, где он видел почти такие же.
– Что-то ты бледный, Женя, – заметила Мария, когда дочь снова убежала в комнату разукрашивать следующую картинку. – Знаешь, может, тебе отпуск взять? На пару неделек отправим тебя в санаторий, мама может устроить. И обойдется недорого, и твоим здоровьем там займутся по полной программе. Плавание, воздушные ванны, обследование полное проведут. А то ты со своими картинами здоровье себе погубишь. Помнишь, в прошлом году, когда у тебя была выставка, ты мне обещал, что как только все формальности уладишь, сразу будешь отдыхать.
– Я и отдохнул! – возразил Евгений.
– Помню я, как ты отдохнул. Три дня! Это что, отдых? Но сегодня ты что-то бледнее обычного. Новая картина не дает покоя?
– Не дает, – признался Евгений.
Это была правда. Он с трудом мог сосредоточиться на том, что ему говорила жена. Некоторые слова он вообще не улавливал и, поняв это, пытался восстановить смысл всей фразы по ее окончанию. Ему никак не получалось успокоиться, сосредоточиться на чем-то другом. Там, в комнате, стоит на мольберте и ждет его неоконченная картина. Таких, как эта, он еще никогда не писал. Поля с цветущими подсолнухами, натюрморты с вазами и яркими рушниками, виды из окна, пыльные тропинки за деревней, куда он специально ездил за вдохновением – подо всем этим словно была подведена черта. Нет, ему нисколько не опротивело то, что он делал раньше, что восхищало его и придавало сил в работе. Просто Евгений чувствовал, что что-то внутри требует, даже строго приказывает, чтобы он шел и поскорее закончил начатую картину. Это одновременно и пугало, и затягивало его. Он принял это за происки вдохновения. Как известно, оно, то есть, то пропадает совсем, то снова возвращается, захватывает в самое неподходящее время, в самом неподходящем месте, когда и рисовать-то не на чем и нечем. И приходится отыскивать огрызок карандаша или плохо пишущую авторучку для того, чтобы на обрывке газеты или на форзаце книги нарисовать