Сначала знакомство с ней выглядело пустяковой раной, но рана открылась и оказалась сердцем. Его мысли, намертво прилипшие к ее образу, были только о ней. Он мучился, говорил себе, что лучше уехать на дачу, чем оставаться в городе, который будет дразнить его воздушными поцелуями и обманывать профессиональным возбуждением чувств. Эти актеры – хранители культуры, как инструменты – хранители звука, эти люди, которые не любят никого, кроме звуков внутри себя, и которым ведома электросхема гнева, резюме истерики, подноготная слез, досье любви – эти люди, как тонкий лед, к которому влечет и который непременно обманет. Но однажды она сама пришла к нему, и все вышло, как в любовных романах, над которыми он всегда смеялся. Изнемогая от любви и мучаясь от ревности, они прожили вместе три года. В ту ночь он был на даче, плохо спал, ему снились грязные углы, запущенные подкровати. Утром встал и оживил настенные часы, чье сердце остановилось еще ночью – видно, не хватило дыхания – потом присел к столу и записал несколько удачных строк, а через час ему сообщили, что машина, на которой она ехала к нему, разбилась вместе с ней в кровь. В звоне разбитого стекла есть что-то безвозвратно-горькое. Это про их большую фотографию в застекленной рамке, которую он в тот момент держал в руках. Описать словами то беспомощное, безбожное отчаяние, в которое он впал, узнав, что она находилась в самом начале беременности, невозможно…
Призраки в отличие от людей возвращаются туда, где были счастливы. Он обосновался в их загородном доме. Для того чтобы быть вместе, ему нужно было уйти за ней в течение двух лет, а узнал он об этом только здесь, потому что никто при жизни этого не знает. Он ушел через три мучительных года, и теперь вынужден в одиночестве наблюдать, как вечер в торжественном облачении провозглашает: "Ее Королевское Величество Ночь!" и почтительно предъявляет трепещущее озерцо света на закате – прощальный взмах платка Его Королевского Величества Дня своей недостижимой возлюбленной королеве. Два Величества правят миром по очереди, разделенные и разлученные непреодолимым временем, как он и она. Лунный диск обжег земную поясницу, и слабый желтый свет его отделил от горизонта мелкозубчатую дрожь далеких лесов. Влюбленный призрак ощутил дыхание черной бездны и неслышно вздохнул: какое это все же безысходно мучительное занятие – наблюдать чужую жизнь, не имея возможности исправить свою!
3
Только не говорите, что я жесток! Лучше вспомните судьбу Ницше – примата, провозгласившего примат воли. Вы сами, желая совместить одиночество с привязанностью, ставите себя в положение не ведающего равновесия маятника. Меня так и подмывает помочь вам его обрести. Но только не в данном случае. Клянусь.
Что до земного бытия, то принято горевать из-за его бренности, в то время как горевать следует по поводу его бессмысленности. Мысль не новая и усердно гонимая прочь из ваших плоских