Отброшенные в Африку. Юрий Васильевич Привидион

с отходом. Получается, что оформить покойного на вывоз из страны в Европу невозможно, так как отменены все рейсы во Францию.

      Босс, который перепроверил информацию по своим каналам, услыхал в телефонной трубке что-то такое, от чего побледнел и выдал нам свое решение: хоронить на кладбище в Либревиле.

      Его слова «нужно срочно заканчивать и уходить» подстегивали нас сильнее чем плеть. Агент каким-то образом купил место на кладбище и приличный склеп, после чего мы втроем поехали в морг на последнее опознание и церемонию прощания. Уже по дороге на кладбище, на перекрестке на выезде из города нас остановили для проверки военные. Они что-то трещали по-французски, заглядывая в салон кадиллака, и я подумал, что сейчас, чего доброго, нас заставят открыть крышку гроба.

      Но тут наш шофер что-то произнес презрительным тоном, и вояки буквально отскочили от машины, замахали руками, давая дорогу. Шеф задумчиво обронил, что-то насчет того, что Эбола – лучший пропуск, и мы поехали дальше.

      На каждой развилке стояли бронетранспортеры, к тому же нас сопровождал вертолет, державший нашу грустную процессию (кадиллак с гробом и раздолбанная машина) под прицелом своего пулемета. Такое внимание было неспроста – кладбище, как оказалось, находилось недалеко от габонской президенции, и я молил морских богов о том, чтобы у пулемета не оказалось пьяного сержанта, похожего на нашего боцмана.

      Из-за шума винтов зависшего над нами вертолета французского Почетного легиона мы почти не слышали кюре, отпевавшего кэпа. Минут через 40, закинув по жмене земли на могилу и установив венок в небольшой склеп с маленькими колонками и плитой с именем покойного, мы выехали на трассу, ведущую в город.

      Душевное состояние людей, только что похоронивших товарища на чужбине и самих находящихся под угрозой больших неприятностей, описывать бесполезно. Оно было никакое. Хотелось как можно быстрее все закончить и убраться из ставшего ненавистным города. К тому же меня все больше и больше беспокоило состояние большого босса.