– Кто ж тебя знает – уперто вздохнул он.
– Никто, – согласилась Марта – здесь меня никто не знает. В этом ты прав. Только не надо делать из меня своего врага.
– Я не делаю.
– Ты видишь во мне врага. Я, понятное дело, помочь вам ничем не смогу, но и навредить не смогу и не собираюсь даже.
Она гневно фыркнула и замолчал.
Он тоже молчал. Молчал и думал. Думал что он взрослый, а если взрослый значит умный. Только правильно ли он поступает? Думал, что нарочно ее обижает и ни во что не ставит, как и не человек она, а собачка приблудившаяся, вот я тебе кров и еду дам, а ты сиди и не тявкай. А будешь тявкать, я тебя на улицу выгоню. Нет, конечно, все не так как может ей показаться. Он не специально ее обижает. Понимает ли она это? Но обидеть ее надо. Она должна обидеться и завтра же уйти. Да чтоб такая у нее обида была на него, чтоб даже не было желания вспоминать их, ни его, ни Малую, ни пацанов. Он взглянул на нее, она что-то разглядывала на грязном столе и грызла свою губу. О чем ты думаешь? хотел спросить он, но не спросил, потому что понял, он боится ее. Он взрослый и умный мужчина, боится эту девушку. Боится Марту. Красивую девушку с необыкновенным именем. Нет – поправил он себя. Я боюсь к ней привязаться, я боюсь с ней подружиться, я боюсь, что к ней привяжутся пацаны и Малая, боюсь ее пожалеть, ведь если я жалею, то обязательно остаюсь с этим человеком.
А привязанность его к людям очень дорого ему дается.
Нужно ее обидеть.
Только не получается ее обидеть, вернее она обижается, а ему ее жалко. Но он же умный, он же взрослый. Завтра обязательно, что то придумает и она уйдет.
А ведь он уже сделал первый шаг к этой привязанности. Он уже ее пожалел. Он остался ждать ее возле полицейского участка. Долго ждал. А она не выходила. Он даже подумал, что она бандитка и ее участковый повязал и в обезьянник посадил. Думал и представлял, как Марта за решеткой сидит, и сейчас за ней приедет спецмашина. Думал, но ждал. Долго ждал, часа три или даже четыре, но не ушел. А еще он надеялся и молил, чтоб ее отпустили из того самого обезьянника, в котором он ее уже представлял. Какое то чувство, наверное, интуиция, все держала его там в кустах перед участком. А может не интуиция, а жалость. Если жалость, то скоро и до привязанности дойдет, а этого нельзя допустить. Он должен ее обидеть, чтоб она ушла от них. Завтра придумает, как это сделать.
А может и не дойдет до привязанности.
Он все прятался в кустах, то сидел, то стоял, но все глядел на дверь участка. Смотреть было неудобно, мешали листья и ветки, он отодвигал их и всматривался в лица выходящих. Он все смотрел и переживал за эту чужую, малознакомую девушку Марту, смотрел и переживал за себя, что любой прохожий увидит его в кустах, заподозрит плохое, со всеми вытекающими отсюда последствиями. А потом он дождался. Даже обрадовался, но сразу прогнал это чувство. Еще не хватало ему радоваться за совершенно постороннего человека. Он же взрослый и умный, а не мнительная барышня и не взбалмошное дите. Он увидел, что она вышла, а это хорошо, что не посадили ее, а значит, не задержали. Вот и прекрасно. Значит не бандитка.