Кошка обладала универсальной чистоплотностью. Она не оставляла меток, и нас – в отличие от других кошатников – не преследовал едкий запах. Оправления всю свою долгую жизнь в квартире Машка осуществляла исключительно на унитазе. Поэтому в двери, ведущей в наш совмещенный санузел, муж вырезал снизу отверстие для прохода кошки. Таким образом, обычно закрытая дверь не была для Машки помехой.
Куриные головы кошке давались в помещении санузла, чтобы их не отняла борзая. Но Айна, учуяв запах голов и заприметив их перемещение, тут же принималась скулить и лаять у двери. Тогда – исподволь я наблюдала это неоднократно – в дверное отверстие размером с небольшое блюдце высовывалась Машкина голова. В зубах кошка держала одну из двух полученных куриных голов. Она озиралась по сторонам, чтобы убедиться, что ее не засекут хозяева. Убедившись, что тех поблизости нет, она быстро выплевывала куриную голову под нос Айне и скрывалась в санузле. Борзая с невыразимой благодарностью, написанной на морде, поглощала кошачий подарок, а опасные кости, к счастью, оставляла на полу. Куриных голов было всегда две, и до появления Айны Машка съедала их сама. Они были ее порцией, ее нормой. Что же двигало кошкой, когда она обделяла себя в еде?
Не исключено, что она восприняла Айну как собственного детеныша и распространила на нее свой нерастраченный материнский инстинкт. Машка была старой девой. Она ненавидела котов и ни одному не ответила взаимностью. Вероятно, по принципиальным соображениям: ни один кот не был достоин ее любви.
Вполне допускаю и другое: Айна стала для кошки своеобразной подругой. С собакой Машка могла общаться как с равной: на родном, зверином, языке. Ведь с людьми так не поговоришь. Их понимаешь, а они тебя – нет! Как бы то ни было, но между кошкой и борзой воцарились добрые – даже нежные – отношения. Конец своей жизни Машка встретила на лапах Айны. Она приползла из последних сил к собаке в свою последнюю секунду и затихла, добравшись до родственной души. Но это произошло целое десятилетие спустя. А тогда, в первый день знакомства, живые существа познавали друг друга.
Количество луж в квартире увеличивалось в геометрической прогрессии.
Я снова отнесла Айну в детскую и грозно крикнула: «Место!» – ткнув пальцем в подстилку. Понурившись, борзая детка покорно улеглась. Моему удивлению не стало границ: щенок меня понимает. Он – умный! Тогда мне было невдомек, насколько терпимее, добрее, мягче, нежнее и искреннее сделает меня эта девочка.
Только я затерла лужи и вернулась мыслями к вопросу о туалете щенка, как раздался настоящий волчий вой… Я бросилась в детскую. Айна сидела на своей подстилке и выла, задрав морду к потолку, будто видела там луну. У