– Сара? Вас ведь зовут Сара, так? – мягко обращается кто-то ко мне. Женщина.
Подняв лицо от волос Джоанны, я сощуриваюсь. Полицейская униформа! Слава богу!
– Скажите, Сара, в доме есть еще кто-нибудь?
Я облизываю растрескавшиеся губы.
– На нас напали. Мужчина. – Говорить больно. – Вчера вечером.
Женщина оборачивается – за ней стоит еще один полицейский, с широкими плечами. Кивнув, он выходит из кухни. Я слышу, как он открывает и закрывает двери, тяжело ступая, поднимается по лестнице, потом сдвигает в сторону створку шкафа в комнате Джоанны – там надо дернуть и приподнять…
– Все чисто, – доносится сверху.
Где-то вдали слышны сирены. Снаружи звучат новые голоса. Голова раскалывается, вокруг все плывет… Меня рвет на пол, прямо под ноги. Судороги боли волной прокатываются по всему телу.
– Сейчас, Сара. Мы вызовем помощь.
Женщина поднимает рацию ко рту. Совсем молодая, на лице не видно ни единой морщинки, даже без макияжа. Волосы светлые, но отросшие корни выдают естественный цвет. Фигура скрыта мешковатой униформой. С внутренней стороны запястья мелькает небольшая татуировка ангельских крыльев.
Кто-то, подняв телефонную трубку, говорит в нее:
– Все нормально, мы уже на месте.
Снова шаги. Вернувшийся широкоплечий полисмен оглядывает кухню, и его глаза останавливаются на мне. Он расставляет руки, словно приближаясь к загнанному в угол зверю.
– Та-ак, Сара, – произносит он мягким, убеждающим тоном, – положите-ка ножик.
Женщина-полицейский отступает на шаг, только теперь увидев, что у меня в руке. Я высвобождаю нож с розовой ручкой из-под волос Джоанны и замечаю на нем засохшую черную кровь. Ее кровь. Нож выпадает у меня из руки, и меня скручивает новый приступ, хотя рвать уже нечем.
– Вот так, умница, – произносит здоровяк, словно я маленькая девочка.
Сирены смолкают. Дом наполняется новым шумом шагов, новыми голосами. Люди в форме – полицейские, парамедики – застывают в дверях, глядя на меня и Джоанну. Их лица бесстрастны, но я знаю, о чем они все думают – что это я убила свою сестру.
Глава 3
Мы не пользуемся столовой с тех самых пор, как уехал Джеймс. Постепенно она превратилась в свалку ненужных вещей: в углу стоят чемоданы, собирает пыль велотренажер Джоанны, и тут же груда одежды, предназначенной для благотворительного магазина. Джеймс готовился здесь к экзаменам, весь обложившись книгами и допоздна засиживаясь за голубовато светившимся в ночи экраном ноутбука. Обеденный стол навсегда сохранил выцарапанные циркулем инициалы и белые кружки от банок с газировкой. После мы долго с умилением смотрели на них – они напоминали о том, что в нашем доме рос ребенок. Разительный контраст с нашим собственным детством, когда за разбитое стекло или испачканную чернилами юбку мать больно шлепала нас, щипала и потом долго не разговаривала. Слава богу, с возрастом мы не стали на нее