Она уже не плакала, но находилась в угнетённом состоянии. Говорила свои горькие слова монотонно.
– Это не изба, внученька, а лачуга. Рухнет она скоро. А замуж? За кого тут выходить замуж? За Федю Плешакова? Может быть, он парень и не плохой. Но его мамаша, которую ты в ледяной воде искупала, не даст вам житья. Сто процентов! Она и собственного мужа со света белого сжила. Некоторые люди утверждают, что отравила. Не сужу её, но люди редко говорят зря… В любой сплетне есть и правда.
– Разве ж один Федька в Потайпо? Много ведь…
– Тебе учиться надо было бы. Но что есть, то есть. Ты даже ещё и не работаешь. Но я не упрекаю, боже упаси. Просто, Ирка, на будущее…говорю.
Он снова начал доподлинно и основательно рассказывать, где находится прииск «Вербинский», где живёт этот Залихватов. Еще раз напомнил, что это очень далеко отсюда, на Севере Дальнего Востока нашего, российского. Но кроме всего прочего Прозоров начал показывать документы и те немногочисленные письма, которыми должна будет воспользоваться Ирина. Ведь несколько весточек Залихватов послал и ему, Прозорову. А потом, как-то, их связь оборвалась.
Текучка и суета сует, в которой теряется очень многое, порой, самое важное и дорогое. Архип Филиппович объяснил Ирине, что все данные, письма и прочее, всякое и разное, в старой папке находиться будут. В сундуке. Там же и в красной тряпке и деньги лежат. Тут, как выразился Прозоров, достаточно, чтобы и его по-человечески зарыть, и ей, внучке, на авиабилет хватит, и ещё останется… на жизнь. Но только на первое время.
Девушка упала перед дедом на колени, обняла его ноги. А он гладил её по голове. Боже мой, как жестоки бывают взрослые к детям, не понимая, не ведая, что творя. Но ведь и жизнь, она, зачастую – не малина. Поэтому и взрослеет подрастающее поколение очень рано. А порой и – черствеет.
Ирина проснулась ранним зимним утром. В избе стоял жуткий холод. Странно. Обычно дед её, полуночник, всегда топил печь, и в доме хватало тепла. А сейчас уснул. Ирине не хотелось вставать с постели, но деваться некуда. Надо. Не замерзать же. Пусть трудно преодолеть себя, ощущая даже под толстым ватным одеялом жуткий неуют.
Она быстро и решительно встала, оделась в теплый трикотажный костюм. Её очень удивило и даже, в какой-то мере, забавляло то, что впервые в жизни дед не растопил под утро печь. Но Ирина не обижалась на него. Вот она сейчас немного приведёт себя в порядок и огонь в печи разожжёт – и в доме будет тепло и уютно.
– Ну, дед, – сказала тихо она, – ты у меня совсем разбаловался. В избе такая холодина, как на улице.
Она прислушалась на мгновение. Тишина.
– Спит мой дедуля. Пусть отдохнёт. В жизни и так пахать ему много приходилось. Сейчас, Архип Филиппович, одну секунду! Я хоть на ногах, но пока ещё, считай, сплю. Сейчас проснусь, как следует, и будет у нас с тобой в избе и тепло, и уютно.
Ирина включила в комнате свет. Её взгляд упал на стол,