– Это, милостивый государь, не вам решать. А без нас, кто честно служит, вы тут все равно не обойдетесь. Некомплект русских чиновников катастрофический. Не едут они сюда, как ни заманивай ускоренным чинопроизводством. Так что терпите!
– Хорошо, я потерплю пока, – согласился Лыков. – Совместная служба лучше всего покажет, на своем ли вы месте.
– И тогда что? – с вызовом спросил губернский секретарь.
– Если на своем – останетесь. Как бы ни противны были русскому курсу ваши взгляды. Кто-то должен служить. Если человек делает это честно и умело, его политическая оппозиция терпима. В разумных пределах, конечно.
– А если вы решите обратное?
– Тогда уйдете с коронной службы без прошения. Может быть, в те же свинопасы.
– Вы такая фигура? – фыркнул Яроховский. – Господин командированный в чине восьмого класса… Скромнее надо быть. О моем служебном будущем решать не вам, а варшавскому обер-полицмейстеру и начальнику сыскной полиции. А вы как приехали, так и уедете.
Пролетка уже давно стояла возле ратуши, но седоки продолжали серьезный разговор.
– Менее всего, господин Лыков, я намерен угождать вам. Служу – можете справиться у начальства – честно. Имею крест Святого Станислава от правительства и ранение от уголовных. А совесть, патриотизм – мое личное дело. Пугать меня не надо, я не из пугливых. Теперь идемте, нас ждут.
И Лыков молча сошел на землю. Хотя последнее слово осталось за поляком, его откровенность произвела на Алексея впечатление. Он решил не обострять отношений с первого дня, а о служебной пригодности Яроховского судить исходя из его деловых качеств. Кроме того, коллежский асессор уже догадался, что услышит подобное еще не раз…
Они вошли в ратушу. Городовой на входе, с двумя медалями и с простым русским лицом, вытянулся перед Яроховским. Тот небрежно кивнул и повел гостя на второй этаж. Толкнул дверь, обшитую дешевой клеенкой, и они очутились в большой комнате. Накурено, но для полицейского учреждения непривычно чисто. Несколько столов завалены бумагами, вместо иконы в углу – распятие на стене. Два десятка мужчин сидели за столами или сновали по помещению. Они были одеты необыкновенно щегольски для сыскных агентов. Добротные сюртуки и белые манишки, трости и котелки! А лица, лица! Холеные усы и бороды всех фасонов! В движениях людей сквозило общее для всех, едва уловимое фатовство. Запах дорогого табака довершал необычную для приезжего картину. Ай да Варшава!
– Здравствуйте, господа! – учтиво снял шляпу Лыков. Ему нестройно ответили, косились с любопытством, но Яроховский сразу повел гостя в кабинет начальника. Перед дверью остановился и обратился к Алексею.
– Ну, вы идите, вас ждут. А я свое дело сделал, доставил. Если чем обидел в разговоре – прошу извинить за тон. Но не за смысл. Считаю, чем честнее, тем лучше.
– В этом я с вами полностью согласен, – ответил коллежский асессор и протянул руку. Поляк молча