–Добрый вечер, проходите, пожалуйста! – без тени улыбки заявила она, посторонившись, – Боря, ты следишь за временем? Уже четверть седьмого! Ты вынудил ждать меня добрых пятнадцать минут!
–Ну, прости, мамуля! – Борис чмокнул мать в щеку и подвинул меня вперед, – Знакомьтесь: это Людмила Васильевна, лучшая мама на свете, а это моя Алиса в стране чудес. Правда, она прелесть?
–Здрасьте! – пискнула я, протягивая шарлотку, – Это Вам пирожок к чаю!
Людмила Васильевна воззрилась на сверток так, словно я протянула ей на ладони не ароматную шарлотку, а дохлого таракана. Потом, очнувшись, взяла пирог и молча оглядела меня с ног до головы.
Мне стало неловко. Рядом с ее элегантным синим платьем мой наряд казался жалкой тряпочкой. К тому же я только что заметила, как из моей юбки торчит длинная нитка. И лак у меня на трех ногтях облупился. А у Людмилы Васильевны был безупречный маникюр: белые гладкие руки, явно не знавшие тяжелой физической работы, с тщательно отполированными ногтями, покрытыми бежевым лаком.
–Ну, пройдемте в столовую, что же мы тут на пороге топчемся! – разрядил обстановку Борис, и, подталкивая меня в спину, повел по длинному коридору.
С первого взгляда было понятно, что здесь живут люди другого толка. В квартире пахло достатком и роскошью – здесь явно никто не выживает на пятнадцать тысяч рублей в месяц. И не работал всю жизнь на заводе, чтобы прокормить единственную дочь, и не делал заначки от мужа-алкоголика…
В гостиной, оказавшейся по совместительству столовой, царила богемная обстановка: яркие бархатные диванчики гармонировали с контрастными шторами, в круглой, как аквариум, вазе стояли желтые тюльпаны, на полках старинного шкафа – куча толстых томов в красивых обложках, на стенах – картины, больше напоминающие первые рисунки ребенка…
С опаской я присела за сервированный стол и с ужасом заметила, что около белоснежной тарелки лежат шесть приборов: по паре вилок, ножей и ложек. Вдобавок здесь же стояли два бокала. Мамочки мои!
Людмила Васильевна тем временем принялась разливать суп из красивой изящной супницы. Мою шарлотку она брезгливо поставила на тумбочку рядом с креслом. Разговаривала с Борисом и делала вид, что меня в природе не существует.
Наверное, вот эта большая ложка – для первого. Так, теперь нужно умудриться есть так, чтобы никто не заметил мой облупленный лак на ногтях.
Я потянулась за хлебом в корзиночке и, задумавшись, откусила и начала жевать. За столом повисло напряженное молчание.
–Алиса, Вы, видимо, не в курсе, что в приличных домах хлеб отламывают руками, а не кусают, словно портовые грузчики? – ласково поинтересовалась Людмила Васильевна, опустив очки.
–Эээ, да, простите, у Вас тут столько всего, что я…Да, конечно, извините, – я положила хлеб, с тоской думая о том, что дома мама варит к ужину сосиски. Которые можно есть прямо со сковородки, запивая горячим чаем.
Интересно, что она скажет, если я нечаянно пукну?
"Алиса,