– И что же он собирался сделать с Юрой? Сделать его таким же, как ты? То есть каким?
Александр нетерпеливо махнул рукой:
– Давай об этом после!
Я села на кровать и придвинула к себе сумку, желая дать ему понять, что никуда не хочу двигаться.
Извеков ещё несколько секунд стоял надо мной, но быстро вышел, хлопнув дверью номера.
Каким бы стал Юра, если бы ему позволили умереть здесь, в этом номере? Чем бы он мог стать, если не просто трупом, который можно похоронить по‑человечески? Очевидно, измождённым существом с постоянно влажными волосами и кожей, боящейся прикосновения серебра.
Извеков вошёл снова, на этот раз он был настроен более решительно.
– Если ты настаиваешь, я скажу тебе обо всем, что имеет для тебя значение. Орешин был прав, считая, что я мёртв. Меня действительно убили 14 августа. И больше суток я был трупом, – спокойно и чётко проговорил он, усевшись рядом со мной.
– Кем же ты был потом?
– Тем же, что я есть и сейчас. Я – зомби‑оборотень.
Определение было не самым подходящим. Александр не подходил под классическое определение зомби. Шутка была слишком нелепой. К тому же, произнося эти слова, Извеков улыбался.
– Зомби не улыбаются, у них нет чувства юмора, и они не мыслят самостоятельно, – ответила я.
– Зомби моего брата мыслят совершенно самостоятельно, и все, как на подбор, весельчаки, – возразил Александр. Он все ещё улыбался, но глаза его постепенно становились какими‑то недобрыми и тусклыми.
И тут‑то я вспомнила о факте, который не должна была забывать в подобном разговоре. Я забыла о прогулке задавленного автомобилем Романа Зубарского. И если можно было усомниться в диагнозе, поставленном Олегом посреди проезжей части, то в заключении медиков сомневаться не приходилось. Тело Зубарского было выдано жене для похорон, а не для прогулок.
Невольно моя рука потянулась потрогать Александра. Кожа его была довольно прохладной, но не настолько, чтобы даже отдалённо напоминать окоченение. Извеков усмехнулся и поддёрнул рукав, оголяя запястье:
– Можешь проверить пульс.
Некоторое время я искала пульс, но ничего не смогла найти. Правда, у некоторых людей сосуды проходят так, что дилетант может легко ошибиться… Меня вдруг взяла злость. Мне показалось, что Извеков нарочно меня дурачит. Когда я подняла голову, чтобы взглянуть ему в глаза, он лёгким движением вынул из нагрудного кармана платок, тряхнул его, разворачивая, и, совершенно для меня неожиданно, резко пригнул мою голову, подставив снизу ладонь с платком. Я больно ткнулась носом, вдохнула удушливый запах, исходящий от платка и тут же лишилась сознания…
Очнувшись, я увидела перед собой только туманный мрак. По мере того, как туман рассеивался, а мрак все же оставался, появилась неприятная головная боль, блуждающая по всей голове и сверлящая её с разных сторон по очереди. Было холодно, и откуда‑то тянуло сквозняком. С трудом подняв тяжёлую голову, я села, и только тогда рассмотрела, на чём это я лежала. Это была