И вот когда Кирилл оставил нас в покое, начал бузить Пашка. Мой мальчик, который еще вчера мог заплакать, потому что забыл сделать «домашку», вдруг решил, что учиться – глупое и бесполезное занятие. Сначала он банально прогуливал уроки, затем стал врать.
Постепенно ко мне выстроилась очередь из педагогов, желающих указать на успеваемость и поведение младшего сына. На родительских собраниях, словно душ Шарко, на меня обрушивался поток дурных новостей. Сотрудничества со школой не получилось, мне было стыдно, я втягивала голову в плечи и впитывала, впитывала, впитывала. Больше всех старалась Пашкина классная. Она пророчила сыну будущее в школе для дураков, а в далекой перспективе работу дворника. Мол, на большее он не способен. Не потянет. Я что-то невнятное лепетала в ответ, а придя домой, устраивала сыну настоящую взбучку. Только теперь понимаю, насколько была неправа.
А потом Пашу ударила учительница географии. Сын нагрубил ей и получил пощечину при всем классе. И понеслось. Педсоветы, бесконечные беседы с психологом: девушкой с кукольным ротиком, которой едва исполнилось 18.
Географичку из школы уволили, дело замяли. Я выбрала, как мне тогда казалось, единственно верную позицию – мы все преодолеем и никого казнить не будем. Возможно, я ошибалась.
После того инцидента у меня вообще опустились руки. Как теперь я могла требовать от сына уважения к учителям, если в ответ они могут его оскорбить или даже ударить?
Старший сын к тому времени уже поступил в техникум. С Семеном у меня никогда не было проблем. Он всегда был взрослым, даже в детстве. Таких детей часто называют «маленькими старичками»: рассудительные и ответственные не по годам.
Паша же был другим. Он постоянно провоцировал окружающих
своим поведением, и одним из его любимых занятий было шокировать меня.
У них все будет по-другому
– Помню, когда ходила беременная Семкой, представляла, как будет расти мой ребенок. Я не желала ему той участи, которая когда-то досталась мне.
Когда я была подростком, меня дразнили сверстники за пышные формы.
Поэтому школьные годы вспоминать до сих пор не люблю.
На мои жалобы мама только отмахивалась или смеялась. Она говорила, что
всем этим мальчишкам я просто нравлюсь, и, мол, так они выражают свою
симпатию. Может, так оно и было, но, согласись, довольно сомнительное
утешение для двенадцатилетней девочки.
Папе вообще было не до меня, он зарабатывал на хлеб с маслом, а свободное от работы время обогащал алкоголем.
В нашем подъезде жил один мальчик. Он частенько поджидал меня у дома. Как же я его боялась! Его грязных слов, насмешливых взглядов, обидных прозвищ. Затравленным зверем пряталась я в чужих подъездах, часами бродила возле