Был у меня учитель по имени Герос. До него я не догадывалась поинтересоваться у учителей их именами. Глядела я, глядела, как рыжеволосый Герос, большой и сильный, поднимается в гору по крутой лестнице, в то время как я карабкалась вверх по отвесной скале, стремясь не отстать от него, и однажды спросила с укором: «Ты идёшь по лестнице. С какой стати я должна выкладываться?» Он любезно посторонился, и я забралась на лестницу. Но уже через три ступеньки с удивлением обнаружила, что лезу назад на свою жуткую скалу. Герос заметил: «Ну, что я говорил?» Я поняла, что он знает меня лучше, чем я сама. До меня дошло, что у меня свой путь и что чужая проторенная дорога не для меня. И хотя я не понимала, что это значит, я почувствовала, что необходимо верить в себя.
Во мне окрепла вера в себя, и результаты моей работы улучшились. Словно в награду за достигнутое, меня как целителя премировали всё более серьёзными и сложными случаями заболеваний. Я искала решения и находила их. Когда больные поправлялись, я двигалась вперёд в своём развитии. Когда не поправлялись, я всё равно продолжала развиваться, поскольку старалась понять, почему они не выздоравливают. И сейчас я развиваюсь так же.
В конце 1992 г. явился мне странный учитель. Его медленная походка, увесистый посох и неподвижный взгляд внушали почтение. Перед ним всегда была тень, а за спиной – свет. Пронзающий тень взгляд повелевал без слов, магическим образом нейтрализуя всякое сопротивление, и вместе с тем во взгляде отсутствовало принуждение. Он пробыл со мной совсем недолго. Не успела я к нему привыкнуть, как он засобирался в путь. На прощание он вручил мне перо, вручил как нечто само собой разумеющееся – такова была его манера вообще. Я безропотно приняла перо, как и подобает послушной ученице, и лишь потом поняла, что собственно мне дали.
Я запаниковала. Первое, что пришло на ум, – вернуть перо обратно. Принялась с жаром объяснять, сколько конспектов и историй болезней мне пришлось исписать за свою жизнь. Приводила доводы и аргументы, почему из меня никогда не получится автор чего бы то ни было. Как будто он ничего из этого не знал. Но у меня не было времени думать о таких вещах, мне нужно было избавить себя от свалившейся на меня обязанности.
Он же, как всегда, держался невозмутимо. Мои слова отскакивали от него, как от стенки горох. Перо красноречиво маячило передо мной, а учитель исчез вдали. Со мной остался свет, сиявший у него за спиной. Охватившее меня ошеломляющее предчувствие, которому я не могла поверить, заставило что-то предпринять. Ведь не может быть, чтобы из меня получился писатель! Я же не умею! Вдруг я сообразила окликнуть его: «Послушай, я даже имени твоего не знаю» Медленно обернувшись, он ответил: «Гомер». И исчез.
Я страшно испугалась. Что мне, горемыке, было делать в такой