Ребенок устал, был одурманен хлороформом и смертельно напуган, но из последних сил хватался за жизнь, остервенело молотя окровавленными кулачками в стиснувшие со всех сторон, неоструганные доски самодельного гроба. В глазах плескался жестокий нечеловеческий ужас, лишавший остатков сознания и сводивший судорогой исцарапанные, липкие от крови пальцы.
– Господи… Боженька, если ты есть…
А вдруг это просто кошмар? Дурной сон, и она вот-вот проснется, как бывало миллионы раз. Она проснется. Стряхнет отголоски сна, и мама принесет ей стакан воды.
– Пожалуйста…
В спутанных волосах с изорванной лентой извивалась толстая противная гусеница, но девочка не могла повернуть головы или подтянуть руку. Звуки извне доносились все приглушеннее, словно в уши замученной пленнице забили беруши.
– Помогите! Кто-нибудь! – теряя силы, одними губами прошептала она.
Завтра день ведь долог,
И нужно отдыхать…
Последний ком дерна плюхнулся на деревянную крышку самодельного гроба, загораживая единственный проем между досок и заглушая короткий детский вскрик…
Через восемь лет в пятидесяти милях к северу от места захоронения девушка Кейт Либби вздрогнула и проснулась.
Часть 1
Человек, который знал все
Глава первая
Нет хороших парней, нет плохих парней,
Оружие в руке плохого человека – плохая вещь.
Любое оружие в руке хорошего
человека не навредит никому…
…кроме плохих людей.
Чикаго, Иллинойс, 2001
Я не мог жить, не делая того, что мне нравится, дорогая. И я должен был быть готов умереть за это. Я трус. Знаю.
Мы все отстаивали надуманные идеалы, хуля бесчисленные пороки, которые сами же и порождали, а когда приходил черед уйти с поля, нам становилось глубоко наплевать, каким, собственно, становился исход той войны, на которой мы проливали кровь и обрели свой конец. Сколько убили с той стороны, а сколько с этой. Кто прав, кто виноват. Черные или белые. Война – это миф и самообман. Нерв. Электрическая петля на кадыке человечества. Тогда почему мы все еще здесь, ведь неужели нам больше некуда идти? Солдаты без фронта, душ и семьи. Что ждет каждого из нас, кто рано или поздно будет вынужден переступить черту, разделяющую жизнь на «до» и «после»?
Молния, которая расчертит небо и одним ударом отпустит грехи, перемешав их в пепел вместе с плотью.
Летнее небо за витриной кафе раскатисто заворчало.
Значит, все-таки будет гроза, – думал Дениел, глядя на громадную свинцовую тучу, неспешно наползавшую на крыши домов далеко на востоке. – Для общества бунт – вещь не менее полезная, чем гроза для природы, так, кажется, говорил Джефферсон… Видел бы ты, что