– Может, он сидел в лагерях? И его выпустили? – предположила Зина.
– Тогда бы у нас точно были бы его отпечатки пальцев, – мотнул головой Матвеев. – Все отпечатки тех, кто сидел, есть в нашей картотеке. Вчера мы проверили – никаких следов.
– Действительно странно, – Зина задумалась. – Как такое может быть – человек, которого никто не ищет?
– Может быть и не такое! – снова вздохнул Матвеев. – Я тут уже, несмотря на возраст, такого насмотрелся! Все эти семейные, родственные, любовные отношения – это же просто иллюзия! На самом деле все, что есть у человека, – это одиночество.
– Человек рождается один, и умирает один, – процитировала Зина на память, причем сама она не помнила, откуда эти слова.
– Верно, – кивнул Матвеев, – так что нет ничего странного в том, что мы не можем опознать этого человека.
На самом деле Зине все это было знакомо. Она насмотрелась разного, каждый день проводя в этих стенах. Именно здесь была настоящая правда, та последняя истина, понимание которой приходит слишком поздно. Зину всегда преследовало чувство, что после смерти люди начинают говорить громче, чем когда-либо при жизни. Они рассказывают о себе, обо всех своих ошибках и грехах, которые привели их сюда – на этот оцинкованный стол, как в последнюю гавань этого земного мира, не отказывающую в приюте никому и никогда. И говорят по одной простой причине: иногда молчание бывает громче крика. Нужно только услышать их вовремя. А самым громким голосом бывает тот, который не слышен…
Крестовская и Матвеев вошли в помещение ординаторской, знакомое ей до мелочей. Вот и ее стол… Зина подошла, провела рукой… Он был девственно чист.
– Людей по-прежнему не хватает? – улыбнулась она.
– Хотите вернуться? – без тени улыбки спросил Матвеев.
– Не думала об этом, – качнула Зина головой.
– Неправда! Еще как думали! И сейчас думаете! – воскликнул вдруг Матвеев. – Только вы пока не вернетесь.
– Я знаю, – вздохнула Зина, пожав плечами, отведя глаза в сторону. Ей вдруг почему-то расхотелось говорить.
Дверь распахнулась, и на пороге появился мужчина лет 50-ти. Высокий, в белом халате, очень худой, с большими залысинами на висках. Взгляд приковывали густые, просто какие-то невероятные усы – черные с сединой.
– Доброе утро! – поздоровался он довольно приветливо и обернулся к Зинаиде: – Вы можете готовиться. Жду вас в первой прозекторской через двадцать минут.
– Это главный патологоанатом, – поспешил пояснить Матвеев, – вскрытие вы будете проводить вместе. Знакомьтесь, – запоздало представил: – Кобылянский Валерий Сергеевич. Очень хороший специалист.
– А где Николай Степанович? – опешила Зина.
– Его больше нет, – Кобылянский старательно отвел глаза в сторону. – Меня назначили вместо него. – И тут же затараторил: – Я о вас очень много слышал!