Галя вздрогнула от неожиданности: за стуком молотка и кукованьем кукушки она не расслышала ни шума подъехавшего экипажа, ни шагов вошедших.
– Три, четыре, пять шесть… – на минуту повернув голову в сторону прибывших, снова продолжала считать девушка.
– Галя, с тобой говорят! – еще раздражительнее повторила дама: – Растолкуй же, что все это значит?
– Сейчас, сейчас, – замахала рукой, стоящая на стуле, тоненькая фигурка: – Семь, восемь, девять… и еще сорок семь минут. Готово!
Галя подтянула гири и спрыгнула на пол.
– Да объяснишь ты мне все толком наконец или нет! – волновалась дама.
– Дядя Миша… то есть Михаил Николаевич, приезжает, так я поторопилась поскорее все приготовить.
– Дядя Миша?… Вот прелесть! – радостно хлопнула в ладоши толстушка.
– Да не кричи ты, ради Бога, над ухом и не шуми так, Надя! Перебиваешь, и я ничего не могу сообразить. Мишель? Михаил Николаевич приезжает? С чего это ты выдумала?
– Телеграмма пришла. Я, уж извините, Марья Петровна, вскрыла: прошлый раз вы были недовольны, что я своевременно не распорядилась к приезду Лели, так я распечатала теперь, чтобы в случае чего…
Но дама больше не слушала Галиных объяснений; ее лицо покраснело от волнения.
– Покорно благодарю! Только его и не хватало! По обыкновению, кстати. Перед самыми, видите ли, праздниками! – негодующе обратилась она к старшей дочери, худощавой девушке.
– Да уж, нечего сказать, хороший подарок к празднику, – недовольно буркнула та. – Господи, как мне не везет! Только, казалось, все так чудно складывалось, и вдруг нате: милейший дядюшка все праздники испортил! – сердито, чуть не плача, вторила матери Леля.
– Что ж это, он сегодня, что ли, приезжает? Значит, ночным. Там как сказано? Покажи телеграмму, – обратилась Марья Петровна к Гале.
– Тут ничего определенного не написано, – пояснила та.
– Еще лучше! Прелестно! – прочитав депешу, иронически продолжала хозяйка дома. – Узнаю его: бестолков и безалаберен по-прежнему. «Еду»! Хорошо сказано! Ждите, мол, великого счастья, – все больше раздражалась она. – Но все-таки я не понимаю, из-за чего ты весь дом вверх дном перевернула?
Ища выхода кипящей в ней злобе к отсутствующему, Марья Петровна постаралась сорвать ее на Гале:
– Ну, едет себе, и прекрасно: кровать внести, и делу конец, а содом-то весь из-за чего? И молотки, и топоры, и стуки, и невесть что. К чему этот диван сюда перетащили? А качалка? Всегда стояла в столовой, там, значит, и стоять должна. Как ты смеешь сама без спроса распоряжаться?
– Но Михаил Николаевич так любит эту качалку, всегда читает в ней после обеда…
– Мало ли кто что любит. А я вот люблю и требую, чтобы она стояла на месте.
– Но ведь, когда пасхальный стол раздвинут, ее все равно вынести придется, – твердым тоном настаивала