Потянулась к рюкзаку и достала полиэтиленовый пакет с рисунками. Богдан рассмотрел каждый рисунок, но ничего не ощутил. Не почувствовал того щекотания, что вздымалось снизу и пронизывало кости, хватало за затылок и потрясывало.
– Классно, – отозвался он.
Яня понуро кивнула, сокрушаясь, что главное вновь не проявилось. Не открылись те путешествия, которые ежедневно проходила она. Чудесные великолепные путешествия!
Девушка снова взялась за рюкзак, порылась и нашарила белое вафельное полотенце и хлопковый мешочек. Полотенце аккуратно расстелила на земле, высыпала на него свои сокровища – сушёные травки. Богдан сладко потянулся. Уложив растения на положенные места, Яня принялась зарисовывать их в новый блокнот. Богдан, сунув под голову кофту, улёгся у её ног, и снова стал разглядывать рисунки.
– Ты так часто изображаешь лист крапивы, – вслух произнёс он. Ему уже в третий раз попались непохожие между собой рисунки с крапивой.
– Скажи ведь, что если приглядеться, то её листья напоминают насекомое?
Он брезгливо фыркнул, повёл и так вздёрнутым носом и отложил листы. От нечего делать наблюдал, как Яня старательно выводила те места, что копировали потемневшие на листочке области, пятна в виде кратеров, побуревшие изломы, скрученные края. В напряжённом возбуждении непроизвольно хмурила брови или открывала рот. Его поражало упорство, с которым она рисовала, несмотря на то что вся правая рука, кроме кисти, была парализована, она из раза в раз бралась за непосильную, казалось бы, работу. Богдан восхищался ею, часто рассматривал её кисти, при довольно невысоком росте они выглядели слишком крупными и чересчур жилистыми.
Янита на секунду замерла, затем ринулась доставать из кармана пузырёк с таблетками. С закрытыми глазами ожидала, пока боль не снималась, не пряталась, а тело не укрывалось маревом, сотканным из расслабления, успокоения, принятия мира.
– Больно? – искренне беспокоясь, спросил Богдан.
– С каждым разом, как будто становится больнее, – пожаловалась девушка.
Янита замечала, как с годами её особенность укреплялась, позволяла проникать в предметы глубже, становиться с ними чуть ли не одним целым. Полностью отслоиться, ускользнуть от реальности не позволяло тело, болью в ключице, оно всё время возвращало её обратно.
– Почему не прекратишь рисовать? Неужели это важнее твоего самочувствия? – пробурчал он, вглядываясь в побелевшее лицо возлюбленной.
– Я и так рисую не каждый день, бывает, что и раз в неделю. Богдан, ты же знаешь, на что они способны, – Яня постучала пальцами по рисунку.
– Не обижайся, но я проникся сильной радостью только один раз, а тебя больную вижу каждый день, – он поднялся.
– Моя вина, что ты испытал подобное лишь однажды.
Она снова принялась рисовать. Чтобы сменить тему, Богдан поинтересовался, как дела у неё дома.
– Не знаю, что происходит у родителей, –