– Пафнутий, что с тобой?
– Я ослеп, – услышала она. Это был уже не крик, напротив, это был почти шепот.
– Как?!.
– Огнем… глаза ничего не видят. Подскажи мне, куда лететь. Ты же меня видишь?
– Вижу. Только как я тебе подскажу? А!.. – Догадалась она. – Ты лети, лети куда-нибудь, а я буду говорить, куда тебе повернуть. Давай!
И она увидела, как Пафнутий стал удаляться.
– Развернись! – Закричала она.
***
Глаза были целы. Принципия боялась увидеть на их месте кровоточащие провалы, но глаза были целы. Огонь выжег их внутри. Дает ли это какую-нибудь надежду ни Принципия, ни Пафнутий не знали. Оставалось ждать. Ждать и надеяться на то, что зрение восстановится. А пока как-то жить. Как? Принципия прикинула, того, что у нее оставалось, если очень экономить, хватит на три дня. А вот Пафнутию есть было нечего уже сейчас. И ни ему, ни себе Принципия помочь не могла. Все, что она могла – это принести дракону воды попить. Она и принесла, а потом ушла в дом, что толку сидеть на холоде? Если что – Пафнутий позовет. Она услышит. А пока – пусть лежит спокойно.
***
Последний участок пути был самым трудным. Точка 15-К, будь она проклята! – находилась в глуши. На сто верст вокруг не было никого, никаких сел. И дорог туда, соответственно, тоже не было. А прийти-то надо было не пустыми. Что толку, если они припрутся туда сами? Нужно было доставить продовольствие. Иначе – все зря!
Последнее село, бывшее у них на пути, перед тем, как свернуть на бездорожье, ограбили просто, нагло, без всяких ухищрений. Окружили, и шли по избам, выгоняя всех, убивая проявлявших строптивость, и сгоняя тех, кто шел, в большой общественный амбар. Потом, взяв старосту, чья семья тоже была заперта вместе с остальными, пошли по подворьям. Старосте сказали, что, если он окажется не сговорчив, амбар подожгут. Староста все понял правильно. Скоро обоз из десяти груженых телег выехал за околицу.
Ехали медленно, помогая лошадям выволакивать тяжелый груз. Лошадей приходилось менять, но об этом позаботились заранее, реквизировав в селе все конское поголовье, да и свои, родные, предназначенные не для телег, кони, тоже пригодились.
Но лошади отдыхали, а вот люди – людям приходилось тяжко. А тут еще мужики из этого, последнего села, затеяли войну. Решили, гады, отбить свое добро. Надели на ноги снегоступы, вооружились топорами, догнали, обошли и напали ночью.
Потом насчитали десяток трупов. И из своих трое было ранено, так, что идти они не могли, и их пришлось пристраивать на телеги.
Путались в буреломах, проваливались в ямы, один раз потревожили медведя, в результате чего пострадал еще один. Медведю, правда, повезло еще меньше. Его разделали и съели.
А еще потом была река. Река была подо льдом, но лед в эту пору уже ненадежен. Шли осторожно, прощупывая лед, но все же одну из телег потеряли. Что-то, конечно, успели спасти, но, в основном, весь груз с телегой и лошадь утонули в той чертовой полынье.
Но река означала, что цель уже рядом. Еще день мучений и, посланный на разведку