Джун, твою криминальную мать…
Как же он, черт возьми, ее понимал сейчас. Второй раз в жизни по-настоящему сочувствовал. И да простит его Фрэнк, но все, что сейчас хотелось, – подойти и взлохматить ее гребаные волосы, чтобы она наконец ожила. Чтобы бледное лицо залилось краской от возмущения.
Но она не дала возможности даже кивнуть в знак приветствия. Затравленно мазнула по Тони беглым взглядом и сразу отвернулась.
Джун никогда не умела держать лицо. Не умела и не научилась. Только волосы зачем-то выпрямила, и это до зуда в пальцах сейчас раздражало. Может, потому что ему не давала покоя двуличность Джун. Неужели она рассчитывает одурачить кого-то строгим видом смиренной девочки? Как была оторвой, так и осталась. Будто он не знал, что она крутит романы направо и налево в университете. В одном городе ведь живут. Он же не глухой.
Протянуть бы руку и сорвать с нее маску кротости. Содрать вместе с этой паршивой смиренностью, которая душила его сейчас, и закричать:
«Кому ты врешь, Джун? Кому?? Где ты раньше была вот такая, невинная и робкая? Куда, черт возьми, подевалась твоя честность, когда ты выставила меня исчадием ада перед Фрэнком? Ты не знала, что у него с сердцем проблемы, но я-то знал. И пришлось годами врать ему, что мы с тобой помирились, лишь бы он не нервничал… Век бы тебя не видеть, Бэмби. Тебя и твои прилизанные волосы…»
– Перестань таращиться на нее! – шикнула Уитни, и он отвел взгляд, буквально силой заставил. И сразу передернуло от озноба, холодом обдало. – Ты в порядке? – забеспокоилась она, и Тони кивнул, устало потирая глаза.
Все просто супер.
Супер-охренеть-как-плохо.
Все всегда было плохо, если рядом находилась Джун.
Джун. Пять с половиной лет назад
Перед тем, как переступить порог нового дома, она с минуту вытирала подошвы кроссовок, чтобы не дай бог не наследить. Погода была сухая, июльская, а мерещилась грязь. На обуви. На руках. На душе.
Какой же неказистой Джун выглядела со стороны, наверное. Бедный Генри, дворецкий. Он не знал, как угодить ей, потому что не привык к подросткам, питающимся фастфудом.
– Нет, я не хочу воды. Можно мне колы? – спросила она, когда ее со всем почтением усадили на роскошный бархатистый диван в главной гостиной особняка.
– Эм-м… боюсь, мисс, у нас нет колы. Могу предложить компот из вишни.
– Ничего себе. Вы сами его делали?
– Да, у нас в Речных садах растут вишневые деревья.
Джун присвистнула и сразу прикусила язык. Поправила воротник огромной рубашки, которую нашла среди вещей отца перед вылетом из Лос-Анджелеса, и выпрямила спину.
– Тогда мне компота, пожалуйста… э-э…
– Генри.
– …Генри.
Дворецкий мягко улыбнулся и ушел, а она, пунцовая от стыда, сидела и потела от ужаса. Казалось, что сейчас хозяева придут и слёту раскусят в щуплой девчонке ее – отброса общества. Выгонят пинком. И придется побираться по Америке, как хиппи в 60-х.
Джун