И ведь понимал, что все равно его никто слушать не станет: дела закрыты, злодеи сидят. А он, гляди-ка, признался перед смертью: дескать, всех этих вот людишек я порешил, а те, кто сидят, ни в чем не виноватые. И смерть свою обставил так, что даже меня своей выдумкой впечатлил. Чтобы, значит, господа следователи задумались: если легендарный Шубин намекает на серию, а ему еще и рот кто-то заткнуть решил, значит, точно дело нечисто, значит, надо копать. Ну копайте, господа хорошие. До меня вам все равно не добраться. Нет, зря я Шубина дураком обзываю. Молодец. Вон какую элегантную схему соорудил: вроде как не сам застрелился, а его кто-то ликвидировал. Но – перемудрил со своими розысками. Оно и к лучшему. Эти три лишних убийства – это мне только на руку. Больше путаницы. До меня додуматься у вас думалка слабовата, но дополнительная путаница не повредит. Так что копайте, господа хорошие. И дамы тоже.
Мне сегодня весело. Так всегда бывает перед началом Охоты. Я еще не знаю, кто станет моей целью, кубики, что подбрасывает госпожа Судьба, еще в воздухе, колесо рулетки все еще крутится – но я уже слышу его нежный скрип. Скоро, совсем скоро мне станет ясно, на кого показывает стрелка. Кому повезет, кому – не очень. Правда, я ни на волос не верю ни в какое везение и прочую удачу. Любое везение – результат тщательной подготовки.
Но когда колесо Судьбы вот-вот остановится, указывая на очередную цель, хочется сказать что-нибудь неправильное. Избыточное. Потому что скоро начнется Охота!
Удачной Охоты! Удачной Охоты всем нам!
Часть первая. Игра в любовь
21.02.17 23:47
статус: приватный
защита: max
джокер: как можно быстрее, умоляю
рубль: место и время желаемого контакта?
джокер: на ваше усмотрение
машину он ставит возле клуба, стоянка охраняемая, и камеры там
выступает каждый вечер, днем приваты бывают, охрана никакая, камеры на входе и еще где-то в коридорах, не знаю точно
рубль: способ контакта?
джокер: на ваше усмотрение
только быстрее!!!
рубль: аванс пятьдесят процентов, начало реализации по подтверждению платежа
джокер: я переведу деньги и сразу уеду
рубль: это очень упростит дело
Тьфу ты, дьявол, опять забыла телефон отключить!
– Федь, я попозже перезвоню, ладно?
– Ага, как же! – возмутились в трубке. – Сперва попозже, потом завтра, потом еще что-нибудь, – голос дяди Федора звучал по-детски обиженно. – Ты должна с ней поговорить!
Это было до того не похоже на всегда добродушного Федьку, что Арина даже растерялась. Чтобы он – и вдруг «должна»?!
– Федь, давай все-таки не сейчас, а?
– Ну а когда? – вопросил тот почти жалобно. – Наши аргументы она вдребезги разнесла, на тебя одна надежда. Когда ты дома появишься?!
– Скоро-скоро, Федь, вот честное-пречестное слово! – Арина вложила в голос безмятежную уверенность, которой вовсе не испытывала.
И с тяжелым вздохом повернулась к ожидавшему ее красавцу-мужчине, окидывая рассеянным взглядом окружающую роскошь. Пухлые кожаные диваны – цвета не то слоновой кости, не то застиранной простыни, тяжелые бархатные шторы, бронзовые светильники, низкий стол темного стекла. В закутке возле двери деликатно прикрыт шторой еще один столик, поменьше, но повыше. На нем пристроен уставленный будущим обедом поднос, похоже, серебряный. На массивном блюде – четыре шашлыка, из-под которых наивно высовываются уже довольно понурые кудерьки киндзы, укропа и петрушки. Стеклянная чаша полна фруктов. В низеньком темного дерева поставце – несколько бутылок с затейливыми этикетками и два бокала. В общем, шик, блеск, красота! Единственное, чего не хватало в этой нарочитой роскоши – уюта. Или, быть может, гармонии. Как будто не живой интерьер, а экспозиция в мебельном магазине, выстроенная равнодушным дизайнером, собравшим с бору по сосенке – зато богато! – все подряд, не задумываясь, лишь бы пошикарнее. Вульгарная «роскошь» вдруг показалась Арине жалкой.
И непритязательная униформа официанта, в которую красавец-мужчина был облачен – темные брюки, белая рубашка, бордовый жилет – совсем не подходила к хищному разлету бровей на матово-смуглом, почти неприлично красивом лице.
Сейчас, впрочем, от этой красоты мало что осталось.
Слепяще белую рубашку усеивали неряшливые бурые пятна, смуглая кожа посерела, даже волосы как будто потускнели.
Да и от лица, в общем, осталась лишь половина – левая.
Правая же, залитая уже темными, застывшими, как и лужица мясного сока под шашлыками, потеками выглядела не частью лица, а произведением гримера из малобюджетного триллера.
На