Пожиратели душ. Владисла Алексеевич Болтунов

ощутить. Только когда мы умираем и наша душа покидает тело, мы их можем увидеть, однако лучше не глазеть на это существо с широко открытым ртом, а что есть силы пускаться прочь. Если эти ненавистные создания настигают душу, они ее поглощают, мягко говоря, и тем самым продлевают себе жизнь и устанавливают баланс энергий на земле. Если бы они не пожирали наши грешные души, живым и мертвым стало бы тесно на нашей небольшой зелёной планете. В конце концов энергия от душ скопилась бы и произошел энергетический взрыв, который вполне бы мог создать черную дыру. Что касается Алта, он один из немногих, кто стал пожирателем, будучи когда-то человеком.

      Часть 1

      О’Брайн Джеймс

      Война – тело, сотканное из вшей, крыс и разлагающихся тел. Слишком много на мне греха, слишком много пролитой крови. Впервые я познал вкус войны в ноябре тысяча восемьсот девяносто девятого года, будучи рядовым сопляком, я попал в первую пехотную дивизию. Нам предстоял тяжелый путь в суровых условиях. Мы шли на помощь гарнизону и местным жителям, находившимся под осадой буров в городе Кимберли. Первый бой мы приняли у подножья Бельмонтских высот, и он оказался для меня последним в этой войне. Взбираясь под свист пуль с винтовкой Ли-Метфорд и стреляя в сторону врага, я был дважды ранен. Как помню, я с криком бежал на врага, будучи на открытой местности. Мою голень внезапно пронзила адская боль, пуля прошла навылет, повреждая кость и разрывая икру. Я сразу же повалился на землю, чудом оставаясь в сознании, но моё пребывание в нем продлилось не более тридцати секунд. Вторая пуля раздробила мою плечевую кость, застряв в ней, после чего я сразу отключился. Когда я пришел в себя, полевой врач извлек из меня пулю и наложил швы. Тогда произошло чудо: я мог истечь кровью, но бог приготовил для меня другие испытания. Я вернулся в Оксфорд в родительский дом, где меня ждала мать и мой младший брат. Отца мы потеряли на войне, и все в доме держалось на матери. Она была сильной женщиной, я ни разу не видел, чтобы она плакала, разве что когда я вернулся домой и сошел с поезда. Помню, как она бежала за ним, держа за ручку брата и расталкивая толпу, а когда поезд остановился и я сошел с него с помощью товарища, она внезапно остановилась, встретив меня взглядом, и заплакала. Мы подошли к ней, брат сменил моего сослуживца, смотря на меня снизу вверх. Не произнося ни слова, мы стояли около минуты молча, пока я, проглотив ком в горле, наконец-то не произнес:

      – Мама, я вернулся, я здесь, все хорошо.

      Я бы ее обнял, да страшная боль в плече то и дело давала о себе знать. Я встал напротив нее, беспомощный, не способный вытереть собственные слезы. Я прижал свою голову к ее голове и замер.

      – Что же ты наделал, сынок?

      Она обхватила мою голову руками, проникая через мои глаза прямиком в душу.

      – Прости, мама, прости!

      – Как ты мог, сразу после смерти отца?

      – Я был глуп, мамочка, прости, я хотел отомстить за него.

      – А как же мы? Ты оставил нас с Джорджем совсем одних.

      – Знаю, мамочка, мне