– Не паникуй!
В ответ снова раздался только истеричный, загнанный шёпот:
– Мне нечем дышать, я задохнусь, здесь нет места…
Жутко до дрожи, до сковывающего паралича.
– Не смей отключаться, поняла?! Не смей терять сознание, Соловьёва!
– Пожал… ст… н… ставл… меня… ― она цеплялась за телефон, словно за спасение, вкладывая в тихие всхлипы одно единственное умоляющее «останься со мной», и всхлипывала, и падала, и терялась, сдавалась, цеплялась снова…
– Всё будет хорошо, ― вдруг тихо пообещал он ей самую отвратительную ложь на Земле, и на секунду её стало слышно очень хорошо.
– Скажи это ещё раз,― попросила она в наступившей тишине.
– Всё будет хорошо. Не больше сорока минут, Соловьёва, ― сказал он в притихший телефон.
– Соловьёва?
Гудки.
Выдох.
Телефон сержанта полетел на камни.
Когда из-под чёртовой балки до смерти напуганные бомбой медики достали бесчувственное тело в порванной и измятой шинели, он не поверил. Его как-то резко повело в сторону, от дикого напряжения последних часов, наверное, и только Назар, оказавшийся рядом, поддержал Антона, не сказав ни слова.
Они, по указанию сапёров, как и все рабочие, стояли на расстоянии метров тридцати, уже за оградительной лентой. Может, поэтому тело Соловьёвой показалось ему таким маленьким, худеньким и несчастным.
Он обещал ей, этой так и не дождавшейся от него помощи девчонке с россыпью коричневых веснушек на бледном лице и светлой ненавистной лилией над бровью. Обещал ей «хорошо».
Назар потянул его в сторону кареты скорой помощи, но Антон качнул головой. Представил на секунду: белые коридоры больницы, писк каких-то мониторов и она ― среди проводков, пластырей, бинтов, катетеров…
– Мне там делать нечего, ― выдохнул и бросил взгляд на наручные часы: без пятнадцати четыре. Часа через три уже будет светлеть.
– Поехали домой, Назар.
Мию, занявшую кровать, они не разбудили.
– Даже нечем напиться, ― устало фыркнул Антон, открывая все кухонные шкафы подряд, облокотился на барную стойку и спросил у Назара, сидящего рядом: ― Есть сигареты?
– Неа, ― скривился он. ― Ты же бросал, а?
– Вроде того.
Никотиновый пластырь. Немного подумав, наклеил второй и третий.
– Есть будешь? ― спросил Антон, обшаривая поочерёдно всю посуду. ― Есть макароны и сосиски, замороженные, правда.
– Давай, всё пойдёт, ― Назар усмехнулся, махнул рукой и прикрыл глаза. Поставив еду греться, Антон опустился за стойку рядом с Максом. Почувствовал тёплое плечо, слегка улыбнулся в сомкнутые у подбородка руки, заговорил устало, несколько сонно:
– Иногда думаю… Почему всё не так, как раньше? Кажется, только закрой глаза