Я точно не знаю, в какой именно момент решила капитулировать, наверное, это произошло вместе с осознанием того, насколько мое писательство связано с мамой, с ее выдумками, фантазиями, с ее безумием, когда тяжесть бытия и боль вынуждали ее искать прибежища в собственном воображении.
Я попросила ее братьев и сестер поговорить со мной, рассказать мне о Люсиль. Я записала их истории, записала истории самых разных людей, знавших Люсиль и поведавших мне правду о нашей разоренной развеселой семейке. Я загрузила многочасовые интервью в компьютер и наслаждалась воспоминаниями, откровениями, молчанием, слезами, вздохами и смехом.
Я забрала у сестры мамины письма, дневники, рисунки, чтобы тщательно изучить их, проанализировать, обсосать, докопаться до сути. Я часами читала и перечитывала, пересматривала фотографии и видео, задавала одни и те же вопросы, разные вопросы.
Затем, подобно десяткам авторов, я попыталась создать книгу своей матери.
Уже больше часа Люсиль наблюдала за братьями, за их стремительными перемещениями – от земли к камням, от камней к деревьям, от деревьев снова к земле; они столпились вокруг какого-то насекомого, а вскоре к ним подоспели сестры, возбужденные и трепещущие, в надежде поближе увидеть мелкую, но удивительную божью тварь. «Вопят пронзительно, как будто их режут», – подумала тогда Люсиль, а Лизбет еще вдобавок скакала, точно козленок, в то время как Жюстин во все горло звала Люсиль поглазеть на диковинку. Люсиль в шелковом струящемся светлом платье и в чулочках, натянутых идеально, без единой складки, сидела нога на ногу и не двигалась с места. Люсиль ни на минуту не теряла из виду братьев, сестер и других детей, сбежавшихся на крики, но ни за что на свете не сократила бы расстояние, отделявшее ее скамейку от общего переполоха. Каждый четверг, без исключений, Лиана, многодетная мать, отправляла своих отпрысков играть в сквер – старшим она строго наказывала следить за младшими и ни в коем случае не возвращаться до двух часов. С визгом дети покидали квартирку на улице Мобеж, спускались вниз с шестого этажа, пересекали улицу Ламартин, затем улицу Рошешуар, прежде чем триумфально и выразительно ворваться в сквер – этих детей, примерно одного возраста, с разницей, может быть, в несколько месяцев, этих ангелочков со светлыми, почти платиновыми волосами, чистыми глазами, шумных и радостных, нельзя было не заметить. Тем временем Лиана ложилась на первую попавшуюся кровать и два часа в тишине спала крепким сном, восстанавливаясь после беременностей, родов, кормления грудью, беспокойных ночей, прерываемых слезами и кошмарами, стирки, уборки и бесконечной готовки.
Люсиль всегда устраивалась на одной и той же скамье – чуть в стороне, но достаточно близко от стратегической точки, где располагались качели и трапеции. Иногда она соглашалась поиграть вместе с другими детьми, иногда оставалась на своем наблюдательном посту, мысленно раскладывая по полочкам –