– Ах да, он тут два дня пробыл, может, три. Не знаю. Уже стемнело? То он ебаться хочет, то рисовать, как ты себе волосы расчесываешь, то он тебе чашку чаю несет, а сам все время то абсент, то коньяк хлещет. Рабочей девушке нужен прям личный секретарь, чтоб за его настроениями уследить. Тут ведь для работы большого ума не надо, месье. А я вчера просыпаюсь – он мне ногти на ногах красит.
– Ну, он же превосходный художник, – сообщил Люсьен, точно это могло утешить девицу. Он взглянул на ее ноги, но барышня сидела в черных чулках. – Я уверен, получилось у него великолепно.
– Да, ногти стали хорошенькие, как китайская шкатулочка, только расписывал он их маслом. Сказал, чтоб я ноги задрала и держала так три дня, пока не высохнут. Предлагал помочь. Такой, право же, негодяй.
– А где его можно найти? – осведомился Люсьен.
– Он наверху, с Мирей. Она у него любимица, потому что единственная меньше него. Вторая или третья дверь от лестницы. Точно не знаю, но вы из коридора услышите – эта парочка как вместе соберется, тут же давай хихикать, как мартышки. Срамотища.
– Merci, Mademoiselle, – сказал Люсьен.
Как и предсказывалось, едва Люсьен достиг третьей двери, до него донесся хохот, перемежаемый ритмичным женским тявканьем.
Люсьен постучал.
– Анри? Это Люсьен.
Изнутри раздался мужской голос:
– Пошел прочь. Я оседлал зелененькую фею.
Затем – женский голос, не прекращая хохотать:
– А вот и нет!
– Как это нет? Меня обманули? Люсьен, похоже, я оседлал совершенно не то воображаемое существо. Мадам, по завершении моих дел я рассчитываю на полное возмещение.
– Анри, у меня есть новости. – Люсьену казалось, что о смерти друга лучше не орать через дверь бардака.
– Как только завершу свои…
– Твои дела уже завершены, – хихикнула Мирей.
– А, и впрямь, – произнес Анри. – Секундочку, Люсьен.
Дверь распахнулась, и Люсьен, отскочив к перилам, чуть не рухнул в салон этажом ниже.
– Bonjour! – произнес граф Анри Мари Раймон де Тулуз-Лотрек-Монфа, совершенно голый.
– Ты и трахаешься в pince-nez? – осведомился Люсьен. Оптический прибор действительно сидел у Анри на носу, приходившемуся Люсьену на уровень грудины.
– Я – художник, месье. Неужто вы хотите, чтобы я упустил миг вдохновенья из-за собственного скверного зрения?
– И котелок? – На голове Анри сидел котелок.
– Это мой любимый головной убор.
– Подтверждаю, – подтвердила Мирей, тоже нагая, если не считать чулок. Она соскользнула с кровати и дошлепала до Анри, выхватила у него изо рта сигару и умелась к умывальнику, пыхтя как зефирный локомотив. – Он в эту блядскую шляпу влюблен.
– Bonjour, Mademoiselle, – поклонился Люсьен,