Ее ребенок, ее сын, нуждался в ней, и она преисполнилась решимости защищать его, чего бы ей это ни стоило.
Умиротворенно сложив руки на огромном животе, она руководила обустройством детской. Бледно-зеленые стены и белые кружевные занавески. Лошадка-качалка из Парижа, колыбелька ручной работы из Италии.
Она убирала в маленький гардероб крохотные одежки. Из ирландских и бретонских кружев и французского шелка. С изящно вышитыми монограммами – инициалами ребенка. Она назовет его Джеймс Реджинальд Коннор.
У нее будет сын. Наконец-то у нее будет что-то свое! Кто-то, кого она сможет любить. Они будут путешествовать вместе: она и ее прекрасный мальчик. Она покажет ему мир. Он будет учиться в лучших школах. Он – ее гордость, и радость, и любовь.
Тем жарким летом Реджинальд приезжал в ее дом на Саут-мейн все реже и реже, и ее это вполне устраивало. Он был всего лишь мужчиной, а в ней рос ее сын. Она никогда больше не будет одна.
Когда начались схватки, Амелия не испытала страха. И все долгие мучительные часы она мысленно видела только одно – свое дитя. Сына. Джеймса.
Она обливалась потом, изнемогая от жары, – огнедышащий монстр почему-то мучил ее больше боли, – и в какое-то мгновение сквозь туманившую глаза пелену заметила взгляды, которыми обменялись доктор и повитуха. Тревожные, мрачные взгляды. Вапрочем, она молода и здорова. Она выдержит.
Время словно застыло в свете газовых ламп, наполнявших комнату колеблющимися тенями. И наконец сквозь волны изнеможения она услышала тонкий плач.
– Мой сын… – по ее щекам заструились слезы. – Мой сын.
Повитуха не дала ей приподняться, снова уложила на подушки, утешая, нашептывая:
– Полежите спокойно… попейте немного… отдохните…
Она пригубила какую-то жидкость, надеясь смягчить саднящее горло, почувствовала, что это настойка опия, и, не успев возразить, провалилась в глубокий, глубокий сон.
Когда она очнулась, шторы были плотно задернуты и в комнате царил полумрак. Она пошевелилась. Доктор поднялся с кресла, подошел, взял ее руку и стал считать пульс.
– Мой сын. Мое дитя. Я хочу видеть мое дитя.
– Я попрошу принести вам бульон. Вы долго спали.
– Мой сын… Он голоден! Принесите его мне.
– Мадам. – Доктор присел на край кровати. Его глаза казались очень светлыми, очень обеспокоенными. – Мне жаль. Ребенок родился мертвым.
Горе и страх впились в ее сердце острыми обжигающими когтями.
– Я слышала его плач! Вы лжете! Почему вы говорите мне такие ужасные слова?
– Она не плакала. – Доктор ласково сжал ее пальцы. – Вы рожали долго и мучительно. В конце родов вы бредили. Мне жаль, мадам. У вас родилась мертвая девочка.
Она не поверила. Она кричала, металась, рыдала, и ей снова дали опий. Проснувшись, она опять рыдала и бушевала.
Когда-то она