Виконт понял, что речь идет о короле, но сразу насторожился при слове «весть».
– Какую весть? – уточнил он.
«Время пришло».
«Так вот почему Эдна говорила об известиях с Севера, хотя про Время она что-то упоминала еще больше года назад, – подумал Халег и спохватился, что карайн наверняка услышал его мысли. – Впрочем, неважно… Может, северяне знают о Временах больше и смогут объяснить?»
«Она сказала правду, – подтвердил Раи’не. – Пора объединяться. Мы слишком хорошо помним то, что люди назвали «древним злом».
– Так что же это?! – не сдержался виконт.
Он знал, что у карайнов общая память, но, видимо, не настолько, чтобы все помнили обо всем. Или же это от чего-то зависит? Пепел с каждым месяцем начинал высказывать все более сложные концепции.
«Предки Пепла относятся к одному из древних родов, – пояснил Раи’не. – А «древним злом» вы назвали то, что у нас называется «безликим ужасом», хотя это тоже метафора. Не то чтобы это зло в обычном смысле, но потерявшим жизнь и душу от этого не легче».
– Мир погибнет, если не остановить это? – Халег уже не знал, как именовать нечто, и не очень хотел произносить названные обозначения.
«Мир, возможно, и не погибнет, но жить в нем уже не захочется ни вам, ни нам. Это лучшее, что может случиться».
«Что же худшее?!» – захотелось закричать виконту.
«Об этом не скажу, – твердо произнес карайн. – Они похожи, но не больше, чем падальщик и хищник. Хотя в древние времена на различных гранях бытовало много теорий, в том числе и та, которая утверждала, что миры должны переродиться, сначала потеряв себя…»
Халега так передернуло от последней картины, что потемнело в глазах, однако его привела в чувство последняя фраза светлого карайна:
«На самом деле миры рождаются вновь в огне».
Когда зрение виконта прояснилось, он увидел перед собой только Пепла. Странный карайн, которого вряд ли можно было назвать так, исчез. Халега охватила досада, что он не успел задать самого главного вопроса: «Как можно уничтожить древнее зло, чем бы оно ни являлось?»
Откуда-то издалека долетел ответ:
«Еще будет время говорить об этом».
Сидящий на троне в неестественной позе Лартин с трудом сдерживался, чтобы не ерзать на твердом каменном сиденье. Да, оно, конечно, было застелено вышитым королевскими символами бархатом, но это мало помогало. Молодой король терпеть не мог официальные церемонии большей частью именно из-за этого проклятого трона. Чем думали предки, установив именно такой, да еще и запретив при этом подстилать подушку? Лартин очень сомневался, что головой.
Не выдержав и все-таки поерзав, король с нетерпением уставился на вход в тронный зал, откуда вскоре должно было появиться посольство от княжеского дома Ин Дари.
Величественный