– Скажите, а как вы сейчас осознаёте свой путь: больше как монашеский или как миссионерский? Потому что мне чувствуется, что есть в этом (может быть, я ошибаюсь) какое-то противоречие.
– Вы знаете, миссионеры, как правило, все были именно монахами. Трифон Печенгский, Феодорит Кольский. На Аляске была первая миссия: Валаамский монастырь целый корабль монахов снарядил. То есть в истории российской, по крайней мере в истории Православной Церкви, как правило, все первопроходцы, миссионеры были монахами. Потому что монах легче на подъем. Сложно все-таки с матушкой и детками уезжать куда-то в дальние края. Так что, я бы сказал, это даже какая-то традиция наша церковная.
– С другой стороны, миссионер непрерывно общается с людьми. А как же молитва? Не страдает ли она от этого? Возможно ли непрерывно молиться и непрерывно общаться?
– А если ты общаешься с людьми, ты погружаешься во все их беды, скорби, радости, ты за них же и молишься всегда – иначе нет смысла! Если ты не пропускаешь людей через свое сердце, если ты просто отбываешь свое послушание, то толку не будет. Вот встречаешься ты с людьми, с одним, с другим пообщался, постарался войти в его положение, и, если ты его уже впустил в свое сердце, конечно, ты будешь за него молиться. Молитва в смысле исполнения какого-то жесткого монастырского правила – этого практически не бывает. Потому что это невозможно. Но четки всегда с тобой…
– Истинной молитве и активность в социальных сетях тоже не мешает?
– Разумеется, нет. Я прихожу домой вечером, в девять часов включаю компьютер, и два часа у меня на Интернет. У меня сейчас в соборе, где я служу, нет ни Интернета, ни телефона. И я занят практически весь день. В семь-полвосьмого утра из дома выхожу, а в полвосьмого вечера прихожу.
– А вы сейчас больше будете в Белгородской области?
– Понятия не имею, потому что сейчас служу в храме, по указу митрополита, настоятелем[1], но пока не знаю, что будет дальше. В Тикси строится храм, летом нужно будет туда возвращаться.
– А хочется вернуться?
– Ну, конечно. Я ведь там занимаюсь по-прежнему всеми делами, стройкой храма и прочим. Так что я еще точно не знаю, что будет в ближайшие полгода.
– Чему больше всего радуетесь, когда в Тикси возвращаетесь из Москвы, из Белгорода?
– Я там был почти четыре года, поэтому у меня ощущение, что я домой вернулся. «Ну, наконец-то суета закончилась!» – думаю, особенно когда из Москвы возвращаюсь. Суета закончилась, приехал домой, где все понятно, размеренно, четко, ясно.
– Вы свободно говорите на якутском языке?
– Нет-нет, ну что вы! Этот язык очень сложный. Разговорный немного знаю. Могу задать простые вопросы, поддержать разговор на бытовом уровне. Ну и, конечно, богослужебный язык – недавно изданы новые переводы литургических текстов на якутском.
– А